В тот вечер в честь Молотова устроили прием в советском посольстве; затем состоялась очередная встреча с Риббентропом. На сей раз Королевские военно-воздушные силы самым серьезным образом намеревались нанести визит, поэтому встреча прошла в бомбоубежище Риббентропа. Тот желал сделать особое предложение: Советский Союз присоединится к Пакту трех держав, и к договору будут приложены два секретных протокола – один определит сферы влияния, а второй будет посвящен окончанию турецкого господства над черноморскими проливами. Молотов вновь поднял вопрос о советских гарантиях для Болгарии. Кроме того, его интересовали судьба Румынии и Венгрии, итальянские и немецкие намерения относительно Греции и Югославии, а также вопрос о том, поддерживает ли все еще Германия шведский нейтралитет. На все это Риббентроп отвечал уклончиво, то и дело скатываясь к своей любимой теме. «Он лишь может вновь и вновь повторить, что решающий вопрос состоит в том, готов ли Советский Союз и намерен ли он сотрудничать с нами в великой ликвидации Британской империи». Молотов давал один и тот же ответ: прежде чем Советский Союз согласится участвовать в столь грандиозном замысле, необходимо урегулировать нынешние нерешенные вопросы советско-германских отношений^>54.

Во время беседы Молотова и Риббентропа в бомбоубежище произошел примечательный эпизод – позже Сталин любил о нем рассказывать, – нарком прервал разглагольствования своего собеседника о конце Британской империи вопросом: «Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают так близко, что разрывы их слышатся даже здесь?»^>55

На всем протяжении берлинских переговоров Молотов держался полученных директив и слал Сталину подробные отчеты о состоявшихся обсуждениях. В одной из ответных телеграмм генсек выразил неудовольствие в связи с тем, что на первой встрече с Риббентропом Молотов сказал ему, что все положения советско-германского соглашения 1939 г. выполнены за исключением тех, что касаются Финляндии. По мнению Сталина, следовало уточнить, что речь идет о секретном протоколе, а не о самом договоре о ненападении. Такая поправка – характерный пример того, как жестко контролировал генсек Молотова во время его заграничных командировок^>56.

Конец ознакомительного фрагмента.