Молчание затягивалось.

Аня предпочла полусухое сухому, но так почти и не пила.

Антон тоже едва пригубил. (Машину можно было не бросать.)

– Слушай, да не расстраивайся, – взял ее за руку и постарался заглянуть в глаза. – Забудь весь этот бред! У нас будет нормальный тамада… Есть на примете парень, диджей с радио «Максимум»… Точнее, он работал на «Максимуме», когда оно у нас еще вещало, а сейчас точно не знаю, где он, но, в общем, он…

– Понимаешь, я в принципе не хочу ВСЕГО ЭТОГО, – оборвала его Аня.

Антон опешил.

– Извините! – Между ними ловко втиснулась официантка, едва удерживая грандиозные тарелки, порции на которых смотрелись особенно несчастными. – Кесадильи – вам?..

– Кесадильи молодому человеку, девушка, извините, но сначала обычно приносят салаты…

– Извините, пожалуйста, салаты еще готовятся.

– …Ты не хочешь за меня замуж?!

– Нет. Ты не так меня понял. Хочу, – но не хочу всего этого кошмара. Вот по-другому не скажешь. Я уже знаю, как все будет – эти выкупы, бешено дорогие букеты, тосты, жратва… Меня тошнит от всего этого, понимаешь? Все будут соревноваться, у кого толще конверты… Все эти друзья твоего отца…

– А при чем тут мой отец и его друзья?! – вскинулся Антон; ему особенно обидно стало, потому что Аня угадала точно: ну конечно, будут все эти закадычные друзья, широкоплечие костюмы, обливание пальцев водкой, покровительственные шуточки с подругами невесты… все как один станут изображать Джеймса Бонда перед хорошенькими девушками…

Аня не заметила, что надо бы остановиться.

– При чем? Да он же всем заправляет! Как будто это его, а не твоя свадьба… Это же его идеи – чтобы все было как можно более «статусно»… Что он хочет из этого устроить?! Надеюсь, хотя бы пистолетом не будет размахивать?..

Вот этого точно не стоило говорить.

Антон задохнулся, как от предательства.

По сути, это и было предательство. (Принесли салат с перепелиными яйцами: спасибо, спасибо, спасибо.) Не надо было ей рассказывать… – но кто мог подумать, что это обернут в оружие и долбанут его же по башке? – а он рассказал просто как прикол, по случаю, боже, какой дурак. История-то – ничего особенного. Двадцатилетней, страшно сказать, давности. Антон даже толком и не помнил ничего. Была какая-то свадьба – родственников ли, друзей. Он, Антон, конечно, не ходил: ребенок. Оставался дома с бабушкой. Проснулся ночью от того, что родители шумно вернулись: из коридора с полоской света пробивались тревожные голоса, чей-то мужской – чужой; мама говорила что-то бабушке со слезами в голосе… Утром все были мрачны, отец – особенно. Антону отвечал сквозь зубы, ни с кем не разговаривал, потом вообще ушел в гараж. Вечером Антон играл и зачем-то полез в старую стиральную машину, гулкую, как бочка, да на самом деле бочка и есть. Мама хранила там всякое ненужное тряпье, поверху лежали, окаменев, зеленые резиновые шланги. Что Антону там понадобилось – память стерла. Быть может, что-то прятал. Но из-под тряпок он вытащил отцовский пистолет, тяжелый, с тонкими нечерными царапинами… За день до этого пистолета там не было. И после тоже не было.

Он через несколько дней узнал, подслушал, что на свадьбе отец напился, рассорился с кем-то, махал пистолетом, уняли, отобрали, замяли. Рассказывая Ане – как веселую байку, как экзотику из жизни семьи фээсбэшника, – Антон и подумать не мог, что оружие это все-таки однажды выстрелит, и не в тот момент, про который он с кокетством добавлял: «А ведь я мог тогда нечаянно застрелиться, я же уже знал, как снять с предохранителя».