В принципе из того, что вывалила на меня Медлин, можно было что-то нарыть и вычислить, кому вздумалось подсыпать снотворного в стакан Рони, но сейчас на глубокий анализ я был совершенно не способен. Я бы с удовольствием вообще освободил горизонт, если бы не одна мелочь. Я желал поквитаться, по крайней мере, попытка не пытка.

Что касается усыпления, я подверг себя судебному разбирательству и на вопрос судьи ответил: «Невиновен» – и в конце концов сам себя оправдал. Вероятность того, что я выпил снотворное из своего собственного стакана, начисто исключалась: стаканы я поменял, тут сомнений не было. И Рони этой подмены не видел, никто о ней не мог ему сказать – за это я ручался. Стало быть, нашелся еще один умник, который подсыпал снотворного в стакан Рони, и Рони либо знал об этом, либо что-то такое подозревал. Интересно выяснить, кто этот ловкач, но тут кандидатов более чем достаточно. Напитки делал Уэбстер Кейн, помогали ему Конни и Медлин, Джимми относил Рони стакан. Мало этого, ведь когда Рони поставил свой стакан на стол, он на какое-то время выпал из моего поля зрения. Так что, если Рони и знает, кого я должен благодарить за убойную дозу, для меня этот усыпитель был всего лишь неизвестной величиной, величиной Икс.

Но я продолжал ошиваться в этом гостеприимном доме по другой причине. Черт с ним, с этим Иксом, по крайней мере пока. Вместо того, чтобы отлеживаться в собственной постели, я скрежетал зубами и блефовал с бездарным мизером на руках, таскался следом за Гвен с двумя фотокамерами и вспышками, из-за которых пузырились карманы, потому что мне не давала покоя вот какая картина: Луис Рони выплескивает виски, приготовленное мною для него, а я стою и до последнего глотка высаживаю виски, которое для него приправил кто-то другой. За это Рони мне ответит, иначе как я буду смотреть Ниро Вулфу в глаза?

Обстоятельства мне благоприятствовали. Я собирал информацию осторожно, избегая всякого нажима. Рони приехал сюда поездом в пятницу вечером, Гвен встретила его на станции, к вечеру он собирался опять в город; других отъезжающих не было. Пол и Конни Эмерсон гостили в Стоуни Эйкрз уже неделю; Уэбстер Кейн торчал здесь вообще целую вечность, готовил для корпорации какое-то экономическое варево; мамуля и девочки сидели там безвыездно все лето; Сперлингов, старшего и младшего, в воскресенье вечером в город не выгонишь и палкой. Но в город обязательно поеду я, только дождусь, когда схлынет поток и Рони, разумеется, предпочтет комфортабельную, просторную машину переполненному поезду.

Лично ему я ничего предлагать не стал. Обронил мимоходом фразу в разговоре с Гвен. А чуть позже посвятил в свой замысел Медлин, и она согласилась при случае замолвить словечко. Потом в библиотеке я наедине пообщался со Сперлингом, посвятил в свой замысел и его и попросил содействия, выяснил, с какого телефона можно позвонить в Нью-Йорк, заметив при этом, что разговор не предназначался для его ушей. Он, естественно, начал сопротивляться, но к этому времени я уже был в состоянии связать два слова и даже больше и наплел ему что-то убедительное. Он ушел и закрыл за собой дверь, а я позвонил Солу Пензеру в Бруклин и держал его на проводе минут двадцать. Мокрые перья в моей голове еще не высохли окончательно, и, чтобы ничего не упустить, мне все пришлось повторить дважды.

Было около шести часов, то есть страдать мне предстояло еще часа четыре: операцию «Отъезд» я назначил на десять вечера и ничего изменить уже не мог, но, возможно, оно было и к лучшему. Чуть позже густая облачность рассеялась, появились парящие поодиночке облака, и даже солнце, прежде чем скрыться за край земли, успело нам поулыбаться. И еще одно обстоятельство помогло обрести душевный покой: я отважился пару раз надкусить бутерброд с курицей и не успел оглянуться, как он исчез, равно как и кусок вишневого пирога, и стакан молока. Миссис Сперлинг по-матерински погладила меня по спине, а Медлин сказала, что теперь она может спать спокойно.