Если воздействие оценивается как чрезмерное или ненужное, мы его сдерживаем. Конечно, это делает все тот же разум.

Словари русского языка не имеют действительного понимания сдержанности, но дают несколько чудесных подсказок. Например, сдержанный – это владеющий собой. Или ровный, без резкостей. А сдержанное выступление, сдержанные оценки – это высказывания, избегающие крайностей. Исходя из этого, можно посчитать нашу сдержанность идеалом конфуцианства – срединным путем, одинаково удаленным от всех крайностей мира.

Приведенные примеры показывают, что сдержанность как понятие проделала немалый путь в своем развитии и уже превратилась в некую черту общественного поведения. Однако исходно сдержанность – явление глубоко личное, даже глубинное и внутреннее. По сути она даже не всегда относится к взаимоотношениям с другими людьми, поскольку применяется для погашения любых порывов, не только направленных против разума. Например, оказавшись где-нибудь в походе перед выбором перепрыгивать через пропасть или идти в обход, вы не можете испытать возмущения, но вполне можете возбудить в себе порыв прыгнуть. И либо прыгните, либо сдержитесь.

Что вы при этом будете ощущать и сделаете? Ощущения эти всем знакомы. Вы глядите на задачу, стоящую перед вами, и ощущаете, что она вас как-то пугает. Прыгнуть через пропасть, войти в холодную реку, выхватить уголь из костра, перебежать дорогу перед машиной – это действительно опасно для жизни. Точнее, для тели – физического тела. Но и высунуться со своим высказыванием на глазах у людей тоже ощущается опасным. Только это опасность не для тели, а для личности. Ощущение опасности – обязательная составляющая сдержанности.

Однако такой же обязательной составляющей является и наличие задачи, которую можно решить одним сильным движением. Раз появились задачи, значит, речь идет о работе разума. И мы с очевидностью видим, что вначале разум оказывается перед задачей, которую совсем не просто решить. Но явно находит решение, в котором, однако, сомневается. Это решение заманчиво, так что разум создает образ действия, ведущий к победе. Но когда начинает прикладывать его к действительности, понимает, что на деле решение может и не состояться. И тогда он отменяет его.

Это вкратце. А если заглянуть поглубже, то мы обнаружим, что создав решение, человек не просто оценивает его с точки зрения действительности. Он вводит себя в состояние готовности, собирая необходимую для рывка силу. И какое-то время пребывает в состоянии готовности к действию, как бы примеряя к действительности не образ действия, а количество сил, которые может вложить в воплощение этого образа.

В эти мгновения он производит либо переоценку своих возможностей, либо переоценку действительных затрат. К примеру, если речь идет о том, как выступить публично, то сначала мы смотрим только на себя: смогу ли я выступить. И когда убеждаемся, что сможем, то собираемся с духом – так этот сбор сил называется в подобных делах. Но, собравшись, мы расширяем объем оцениваемого образа. Теперь кроме возможности выступить мы смотрим и на последствия. Сможем ли мы перенести, скажем, неудачу, случись она. Или выдержать насмешки и каверзные вопросы. И отказываемся от решения.

Отказавшись, мы как бы расслабляемся, что в действительности означает не убирание напряженностей, а снятие с тела образа действия, державшего мышцы в готовности к необходимым движениям. Вместе с расслаблением мышц отступает и та сила, которую мы подтянули к некой своей поверхности, чтобы использовать. Однако расслабление позволяет еще раз задаться вопросом – удалось ли бы справиться с задачей? И мы снова видим, что победа возможна. Тут же возвращается образ действия, с ним подтягивается необходимая сила, мышцы переводятся в боевую готовность и так может повторяться много раз.