До школы можно было дойти пешком или доехать одну остановку на общественном транспорте. Я промокла и продрогла уже настолько, что готова была идти обратно домой и опоздать на первый урок, а то и вовсе не пойти ни на один, но тут очень вовремя подъехал автобус. В теплом его нутре чувства мои оттаяли, и доехала до школы я уже бодрее, чем могла бы.

Десятки голосов шумели, орали, говорили одновременно. Началка бегала и путалась под ногами, закидывая шапки друг друга на люстры. Ника не отвечала на телефон, бесконечное количество длинных гудков оставалось без ответа.

– Что у тебя с лицом? – спросила Настя Лапшинова, когда я почти уже разделась, оставалось только ботинок снять.

Я, стараясь не смотреть ни на кого вокруг, пробралась к зеркалу. Тушь, конечно же, поплыла, и я была похожа на капитана Джека-Воробья. Жалкое зрелище. Кое-как вытерев глаза влажной салфеткой, я поспешила вместе с толпой на урок, под рев звонка и гул десятков голосов.

Камбала Ивановна была не в духе. Ее заплаканное лицо, красное, с белыми прозрачными бровями и выпученными глазами, тревожно оглядывало класс. Все уже успели выложить учебники по литературе и встать возле парт. Остановив взор на мне, учительница произнесла:

– Сейчас родители не сильно занимаются воспитанием, решив, что достаточно родить ребенка и выпустить его в приличное общество. Пусть оно как-то само занимается. Да, Ершова? А потом жалуются на рост преступности и безработицу.

Я замерла, глядя непонимающе на учительницу. Весь класс тоже молчал. Раздался стук в дверь.

– Да-да, – сказала Камбала и, повернувшись к двери, добавила: – Войдите.

Я увидел ее на подходе к школе. В черной кожанке и голубых джинсах, она не шла, летела сквозь вальс белых хлопьев, спускающихся с небес. Волосы прятались под кепкой, а глаза были похожи на небо после шторма. Неужели плакала? Наверняка кто-то обидел. Вот бы взгреть того, кто ее расстроил.

Пока я размышлял, девчонка скрылась в дверях школы, а из-за угла вырулил Карпов. Он шел, глядя в телефон, и никого не замечал вокруг, запнулся, чуть не врезался в такую же поглощенную телефоном женщину, чуть не выронил свой, поймав его в воздухе за пару секунд до падения на асфальт. Надо сваливать, пока он меня не заметил. До урока еще двадцать минут, пережду на третьем этаже, вряд ли Серега вздумает меня там искать.

На третьем этаже я уверенно двинулся в сторону туалета. Где еще провести оставшиеся минуты, как не там? Кто-то схватил меня за руку и больно дернул к окну. Заслонив нас газетой, Ника делала вид что читает, рядом с ней лежали кожанка, кепка и джинсовый рюкзак, весь увешанный значками. Девчонка жевала жвачку и болтала ногами. Краснота вокруг глаз еще не прошла.

– Газета «Мой город – Кострома»? – только и сумел удивленно проговорить я.

– Тише, – не поднимая глаз, ответила девчонка. – Если не хочешь, чтоб нас запалили однокласснички, молчи.

Я не хотел.

От нее пахло клубничной жвачкой. Волосы спадали на лицо, закрывая ее от слоняющихся школьников. Ну и пресса отлично выполняла роль щита. Мне не очень удобно было стоять столбом за газетой, поэтому я положил рюкзак на подоконник и залез к однокласснице на окно.

– Как… э-э, дела, Вероника?

Отличное начало, чтоб ни с кем не подружиться.

Ника проткнула меня взглядом и ничего не ответила. Только газетой зашуршала громче, перелистывая страницы. Здесь были только я и она, отгороженные от других людей огромными шуршащими листами, пахнущими типографской краской.

– Мы за кем-то следим? – спросил я, выглядывая из-за газетных полос. – Чувствую себя детективом из советских фильмов.