Та-та-там. Удачно мне Кирюша попался. Думаю об этом, как только замечаю, как Артём зло прожигает руку, лежащую у меня на талии. Ловлю его взгляд и мысленно ликую. А что, только мне должно быть больно? Улыбаюсь, и чем шире становится моя улыбка, тем злее блестят глаза у Артёма.
– Вау, ты прямо кошечка, – пальцы Кирилла сжимаются. – Ластишься. – Парень выглядит довольным и чувствует себя в незнакомой компании раскрепощённо.
Может быть, потому, что она только для него незнакомая. Его же многие знают, подходят поздороваться и даже сфотографироваться. Оказывается, он звезда регионального масштаба, воспитанник нашего местного футбольного клуба. Несколько лет успешно играет за него.
У девочек теперь главный вопрос, где мы познакомились и почему я не рассказала. Откуда я должна была знать, что он футболист? И с каких пор моим девочкам стал интересен футбол?
Стараюсь вникнуть в суть беседы. Понимаю только то, что всё весело, все шутят. Улыбаюсь натянуто. Кожа горит. Артём смотрит. Прожигает. Мой хороший, так делать нельзя. Мы на людях. Год уже, как для всех мы не вместе. Поругались с ним после того, как в очередной раз я отказалась за него выходить. Не знаю, как объяснить, в плане чувств всё осталось как раньше, любила его очень. Души в нем не чаяла. Но выходить за него замуж до безумия страшно. Станет скучно – начнёт изменять. Мне кажется, я бы не пережила. Сказал, что если не передумаю, женится на другой. Спустя пару месяцев скинул фото свидетельства о браке. «Поздравляю,» – единственное, на что меня тогда хватило.
Заразная, отравляющая кровь первая любовь. Ёжусь.
– Замерзла? – Кирилл смотрит внимательно.
– Лето вроде как, не растаю, – стараюсь шутить, хотя мне не весело.
– Если что говори, – трогает лацкан своего пиджака.
Я старая женщина, могу и растаять от такой заботы. Пока что восемь лет меня тормозят.
– Вы прекрасно смотритесь вместе, – произносит Кристина с улыбкой.
– Как мама с сыном, – нервно смеюсь.
Кирилл щипает за бок. Дёргаюсь и смотрю на него.
– Глупости не говори, – поясняет мне.
По его мнению, разница незначительна, и его никак не смущает, слушать меня даже не стал.
В сумочке звонит телефон. Активно нащупываю его.
– Опять?
– Алён, может, хватит?
Теперь негодующих по поводу моей работы прибавилось. Наташа нашла соратника в лице Кирилла.
– Слушаю, – отвечаю, предварительно шикнув на них.
– Василь, ты сдурела? – басит на меня Сергей Владимирович, завхирургии одной из городских больниц. – Кто тебя просил такую заключку давать? Как в твою блондинистую голову это пришло? Ты же видела, не могла не видеть перитонит! – к концу просто орёт на меня.
Знаете, как хирурги общаются? Вот он яркий пример.
– Не кричи в ухо, будь добр. Что ты хочешь? Переписать? Я не стану.
– Ты же знаешь, что нас и так проверяют. Иначе бы вскрывала не ты.
– Серёж, – пытаюсь говорить, как можно спокойней. Мне трудно. Слишком много всего в голове. – Послушай сейчас, не перебивая, – набираю в грудь побольше воздуха. – О перитоните я написала. Ярко и красочно. Как никогда. Сомнений в том, что твои хирурги во время операции сделали всё возможное, не возникает. Но то, что его подтравливали, это факт. Судя по степени поражения, травили у тебя в отделении. Не спорь, – ухом ощущаю, хочет наорать. – Мне не хочется, чтоб следующим к нам попал ты, когда в один прекрасный день снизишь премиальные санитарке какой-нибудь или медсестре.
– Ты о чём?
– О том, что безнаказанность порождает вседозволенность. Сейчас ей с рук сойдёт, дальше продолжится.
– Ей? Алён, я тебя не пойму, – тон собеседника становится мягче.