Нет. Мне стыдно оттого, что даже сейчас, всё понимая, я с лёгкостью принимаю ситуацию и кайфую от одной только мысли о ночи с Киром.

Пытаюсь вспомнить, зачем вообще потащилась в этот ночной клуб. Я ведь не тусовщица. От слова совсем. Скорее даже наоборот, слишком люблю тишину и уединение.

Причина, по которой я оказалась в баре, а после и вовсе на танцполе, должна быть очень веской. Например, измена мужа или расставание с женихом. Только вот ни того, ни другого в моей жизни нет и никогда не было.

В мозгу словно что-то взрывается. Одна яркая вспышка, и я вспоминаю причину, приведшую меня в ночной клуб и толкнувшую в объятия Кира.

Прошёл ровно год с того дня, когда четверо грабителей напали на нас у самого дома и убили родителей.

Откидываю в сторону одеяло, опускаю ноги на пол и подтягиваю сползшие чулки. Протягиваю руку за вещами, чтобы одеться, но отвлекаюсь на высокий стакан с водой, стоящий на столе.

Жажда напоминает о себе с новой силой. Встаю, иду босиком к столу, хватаю стакан и выпиваю. Залпом до дна. Горьковато-солоноватый вкус минералки возвращает меня к жизни.

Отставляю пустой стакан и возвращаюсь к спинке кровати, где висит моя одежда. Надеваю всё то, что накануне снял с меня Кир. С платьем приходится повозиться – молния на спине никак не желает поддаваться. Но после пары минут мучений, мне всё-таки удаётся застегнуть её, не порвав вместе с тканью.

Засос, оставленный Киром на груди, жжётся и чешется. Уже касаюсь тела пальцами, собираясь почесать и избавиться от нестерпимого зуда, но одёргиваю руку.

Ладно, ничего страшного. Если не трогать, пятно скоро побледнеет и пройдёт. А сейчас нужно умыться и возвращаться домой.

Втискиваю ноги в туфельки и иду наугад в поисках уборной. Впрочем, нахожу её почти сразу, за первой же из двух дверей.

Смотрю на себя в зеркало. Заспанная, помятая, с размазанной тушью и остатками помады. Но счастливая. Это видно по горящим глазам, и этого не скрыть.

Умываюсь по-быстрому, приглаживаю растрёпанные, спутавшиеся волосы.

- Сш-ш… – шиплю сквозь зубы, сдерживая рвущееся ругательство.

Грудь внезапно начинает гореть, будто её окатили кипятком. Не в силах терпеть, сгибаюсь от боли, оттягиваю ткань платье, чтобы почесать и застываю.

- Какого хрена?!

Пятнышко на груди, принятое мною за засос бесследно исчезло. А от соска расползается и тянется вверх к плечу, словно лучи от солнца, лиловый узор.

- Какого хрена?! – повторяю я, таращась на отражение в зеркале.

Тру пальцем непонятно откуда взявшийся узор.

Что это такое? Злая шутка? Рисунок, сделанный красками, проявляющимися со временем? Татушка? Раздражение? Откуда ЭТО вообще появилось на моей коже?

На что надеюсь сейчас? Стереть узор? Бесполезное занятие. Кожа в том месте, где проступил рисунок, краснеет от трения, но ни один лучик, отходящий от соска, не становится бледнее.

- Нужно убираться отсюда, – решаю я, прекращая маяться бессмысленным терзанием груди. – И желательно в поликлинику. Сегодня же запишусь на приём к дерматологу. Уж он-то как специалист наверняка знает, что это за зараза и как от неё избавиться.

Где-то глубоко в душе я понимаю, что несу полную чушь. Отговорки прямо скажем, так себе, на уровне детского сада. И не знаю, каким чудом, но мне всё-таки удаётся немного успокоить себя подобными мыслями.

Поправляю платье и выхожу из уборной. Ещё раз осматриваю съёмный номер. Вроде ничего не забыла.

Взгляд невольно задерживается на постели, и с губ слетает вздох.

Каков по теории вероятности шанс однажды снова встретить Кира в огромном мегаполисе? А если учесть, что он скорее всего не местный? Правильно, шансы на повторение неумолимо стремятся к нулю.