— Немного.

— Мне тоже ужасно жалко Артёма. Он был классный. Такой веселый и красивый. Девочки из лагеря с ума по нему сходили. Представляю, сколько слёз будет, когда узнают.

Её слова — как сторонняя информация из телевизора. Будто речь шла о ком-то другом, где-то не здесь.

— Я всегда думала, что если с ним произойдет что-то плохое, то я умру, — сказала я. — Но почему-то не умерла. И конец света не случился. Я даже не плачу. Почему так? Не понимаю.

Я снова протёрла глаза.

— Ну… — задумчиво протянула Саша. — В какой-то мере он для тебя случился. Конец света. Ты же сама сказала, что кругом темнота…

Саша помахала перед моим лицом.

— Слушай, ты же можешь побыть здесь одна? Я быстренько сбегаю туда, просто гляну, что происходит, и вернусь. Хорошо?

В этот момент из соседнего помещения донесся звук распахнувшейся двери и поспешные шаги.

— Девочки, вы не поверите! Это что-то невероятное! — разлетелся повсюду голос её мамы. — Эй, Сашка, ты где?

— Здесь. Что случилось?

— Представляешь, живой засранец! И мало того, что живой — ни одной царапины на нем. Мальчишки только что его вытащили. Говорят, плита так на стену упала, что он под ней, как под крышей, оказался. Поразительно! Вот и не верь после этого в чудеса.

— Ничего себе, — ахнула Саша. — Круто!

— Сейчас буду звонить в неотложку. Отменять. Хорошо бы, конечно, они его осмотрели. Но Боря очень боится огласки. Что его обвинят в халатности. Так что, раз все живы, то и слава богу.

Женщина прошла в палату, где я лежала, и застыла в дверях. Она была высокая, статная с широким гладким лицом. Её белый халат был немного запачкан, а из его кармана торчал карандаш, который, как и всё остальное, я прекрасно видела.

— Это правда? — я резко поднялась и свесила ноги. — Артём жив?

— Живее всех живых, — лукаво ухмыльнулась она. — А ты что, красавица, вскочила? Прозрела, что ли?

— Кажется, да.

— Нет, Саш, а они мне ещё не верят, когда говорю, что в цирке работаю, — с тяжелым вздохом женщина покачала головой. — А ну ложись! Поспишь немного. Проснёшься — как новенькая.

— А можно я схожу, увижу его и сразу вернусь? Мне просто чтобы точно знать, что всё в порядке.

— Пока нельзя. Опять в обморок шлёпнешься, переживательная ты наша. Сашка, тащи димедрол! — она подошла и встала надо мной, скрестив руки. — Я уже двадцать лет с детьми работаю. Всякого насмотрелась. С маленькими, конечно, беспокойно. Глаз да глаз нужен. Зато аспирин, зеленка, бинт и клизма решают почти все проблемы. Но как вот эта ваша вся любовь начинается, тут уже перекисью не обойдёшься. Только успокоительные и помогают. Ну и ремень ещё. Поворачивайся-ка на живот.

Я перевернулась и она, задрав мне подол, легонько кольнула чуть выше бедра. Однако само лекарство оказалось болезненным и, пока она его вводила, на меня вдруг нахлынула детская, беспомощная горечь, жгучее отчаяние и жалость к себе. Слёзы закапали непроизвольно, я сделала вдох, чтобы их сдержать, но вместо него из груди вырвался короткий, сдавленный всхлип. Плечи затряслись, дыхание перехватило и, уткнувшись лицом в подушку, я наконец заплакала.

— Ну, вот и хорошо, — женщина погладила меня по голове. — Значит, отпускает.

 

Накануне мы с Артёмом серьёзно поссорились. Я наделала глупостей, а он чересчур резко отреагировал и вместо запланированного Диснейленда повёз меня в какую-то глушь под Псковом. Это было неожиданное и спонтанное решение, принятое им из вредности, чтобы меня наказать.
По дороге нам предстояло заехать в лагерь, где работали его друзья и передать им какой-то пакет. Однако только мы успели добраться до лагеря, как прямо возле ворот нас настигла жуткая гроза.