«Бог ты мой, сколько же лет прошло. Целый век прошёл. …Нет, нет, это всего лишь наваждение, – сказал он себе. А в глубине заблестевших влагой глаз стала заметной усталая мудрость, что наготове и к всепрощению, и к снисходительности. – А сейчас домой и спать. Спать…спать… В одну реку нельзя дважды…»

Да, это всего лишь наваждение, навеянное памятью, что хранит в глубине душа, и иногда её же тревожит.

Увы, время показало: память не остановить. Её возможно лишь притупить, но не погасить вовсе…

Сердце, рождённое для любви, верно держит этот настрой. Не правда ли?..

Всходило солнце. И хотелось во все глаза смотреть на чудо зарождающегося дня.

Что – то тёпленькое, что – то доселе надёжно укутанное просыпалось в душе.


Человек шёл, и будто кто-то выстукивал в его голове слова, а затем складывал эти пронзительные слова в строки, в которых всё, вплоть до сокровенных мыслей, до искренности, до беспощадной боли, не пряталось в подтексте, а рвалось наружу…

Извиняешь меня. Прощаешь.
Каждым словом… Ты словно знаешь,
Что за каждой моей ошибкой —
Горизонт грезит грёзой зыбкой.
Чайки плачут и ветер стонет,
А душа – ничего не помнит.
Ни обид, ни предательств частых.
Помнит, глупая, только счастье.
Только брег, только град на бреге
И Любовь в отлюбившем веке…
Век прошёл. За его чертою
Чайки плачут и ветер воет.[6]

Они и она

Меж цветов крутой домострой —
снова голуби вьют гнездо.
Рядом крона шумит листвой,
но, наверно, не то, не то —
красота, лепота нужна,
чтобы краски и запах роз.
Для чего, ну скажи, жена,
нам под занавес орнитоз?
Прямо в комнате хрип и щелк,
сизым облаком птичий гам,
крылья резвые, словно шелк,
шелестят по глазам, губам.
Голубь горлинку бьёт хвостом,
чем ни птичьей семьи тиран —
вот и здесь не любовь, а стон,
вот и здесь не любовь – дурман.
А цветы все пышней, пышней
укрывают гнездо собой…
И не знаю я, что важней —
жизни крик или наш покой.[7]

…Так для чего же мне тем поздним вечером понадобилось выходить на балкон?.. Честно, и не вспомню. А-а-а, может быть, повесить белье, или снять. Скорее, снять. А на улице всё-таки ночь. Тёмная, плотная, освещенная лишь блеклым светом окон в доме напротив. Это там, внизу, фонари, фары машин, подсвеченные рекламы, а у нас на верхних этажах, ближе к звездам, в это время своя жизнь. Краем глаза отмечаю светящийся молоденький полумесяц. Когда-то мама обратила внимание на то, как он разворачивается в небе. Сейчас висит буковкой «С». Точно, и вечер уже на «с» – «старый». Мы никогда не задумываемся, не подсчитываем, сколько мыслей, чувств, ощущений проносится в нас за один только миг…


И вот, я, умиротворенная, довольная вечером, отодвигаю занавесь, отворяю дверь и выхожу на балкон. Первый шаг и… в этот момент перед глазами промелькнула быстрая шумная тень. Содрогнулась, перепугалась до смерти, одномоментно понимая, что так вспархивают птицы.

Птица? Откуда она здесь?

Но вместо ответа кто-то летает и летает над моей головой. Шумно, тревожно бьет крыльями. Я и днём боюсь их

В паническом страхе ретируюсь назад. Стучит сердце, стучит в голове…

Теперь я боюсь балкона.

Но этой ситуации боюсь еще больше. Ищу и не нахожу объяснения. Мгновение назад, полная романтики, я теперь в совершенно иных, малоприятных чувствах и переживаниях. Задевает вопрос: мне теперь не выйти на свой балкон? И сразу найдены тысячи причин почему мне туда надо именно сейчас! Почти распустилась, раскинулась белым цветом акация. А я ведь так люблю, прижавшись к балконному поручню, согнуться пополам и всматриваться в этот белый ковер. Помню, знаю, как пахнут эти волшебные цветы…