– Мы можем поговорить в моих комнатах, – сказал д’Акорси. – Я все же предпочитаю не быть убитым своей женой.

– Она так опасна? – спросила донна Раина, все еще улыбаясь. – Леди Катерина была так любезна, когда мы вас посетили.

– Опасна? Вы даже представить себе не можете насколько, – ответил он. – Она Риполи. Я живу в постоянном страхе.

С другой стороны стола донесся тихий сокрушенный стон. Тамир Видал вернулась на свое место. Одна слеза, подобная бриллианту, скользнула вниз по ее щеке.

– Отлично исполнено, Тамир, – заметила ее невестка.

Позднее в тот вечер в комнате Фолько д’Акорси, дверь в которую находилась через две двери от комнаты Рафела бен Натана, они с Фолько довольно легко договорились о цене бриллианта.

Она была недостаточно большой и слишком большой одновременно.

Эти деньги делали Рафела – и Лению (он уже начинал привыкать к этому имени) – богаче, чем они когда-либо могли себе представить. Такую сумму д’Акорси мог бы потребовать за сезон военных действий своей армии от города-государства, нанявшего его в эту весну.

Но… на свете действительно не существовало ничего подобного этому бриллианту. Он нес в себе угрозу взрыва в войнах их времени между Джадом и Ашаром. Продав его, скромный купец-киндат мог пробудить пушки.

Рафел прошел по коридору, мимо свечей на стенах, неся бриллиант в шкатулке. Тихо постучал в дверь. Дверь тотчас открылась. Его ждали. Разумеется, ждали. Он гадал, не придет ли к нему покупатель сам, но это было бы неправильно. Он купец, а этот человек – правитель города и командующий войском. И еще Фолько д’Акорси джадит, а Рафел бен Натан – представитель преследуемой, маргинальной веры.

Он прошел по коридору и постучался.

У Фолько горели лампы. На столе стояли бутылка вина и два бокала.

Рафел отклонил предложение выпить. У него сильно билось сердце. Разумеется. Его собеседник заметил, указывая на стул:

– У вас в этой шкатулке лежит нечто очень важное. Донна Раина права. Она не может владеть этим.

Рафел сел на предложенный стул. Опустил на стол шкатулку. Комната была изящно обставлена. Несомненно, это лучшая гостевая комната палаццо. Очень большая кровать. На двух стенах гобелены.

– Да, полагаю, не может.

– Но вы тем не менее предложили ей камень? Вы хотели выразить ей свое уважение? – Искреннее любопытство.

– Решение было за ней, мой господин. Могли существовать варианты, неизвестные мне. Возможно, даже подарок Гурчу? Если она решит отправиться туда.

Фолько налил себе вина.

– Я об этом не подумал, – признался он. – Если так, то это очень значительный подарок.

– Да.

– Она бы это сделала?

– Понятия не имею, мой господин. Но она договаривается с ним и платит за то, чтобы большое количество наших людей обосновалось в Ашариасе, а значит, думает об их безопасности.

– Щедрая женщина.

– Не то слово. Ее муж тоже был таким.

– Вы сказали, что были знакомы с ним?

– Очень поверхностно, господин. Он вращался в намного более высоких кругах, чем я.

– А потом он умер.

– Потом его сожгли заживо, если сказать точнее. – Он не пытался скрыть горечь.

Фолько д’Акорси кивнул. Он был солдатом, смерть его не потрясала. Во всяком случае, эта. Рафел гадал, было ли в жизни этого человека то, что его потрясло. Наверняка было.

– Мы живем в грешном мире, – сказал правитель Акорси. – Все мы теряли людей, которых знали – а иногда любили, – в результате насилия. Вот почему мы молимся, разве не так?

Ответ на его мысль.

– Я нечасто молюсь, – признался Рафел. Он не вполне понимал, почему сказал это.

Д’Акорси отпил вина.

– Я молюсь. Все время. Вы бы действительно отправились с этим к Верховному патриарху, если бы не встретили здесь меня, а донна Раина отказалась бы от бриллианта? Несмотря на искусные слезы ее невестки?