Так мы и ехали, за день проезжали от 70 до 90 километров, ночью отдыхали, кормили лошадок, спали иногда в дормезе, если уж придорожный постоялый двор был совсем плох. Через десять дней добрались до Санкт-Петербурга.

В заходящих лучах зимнего солнца блеснул шпиль Адмиралтейства. Степан придержал лошадей, пропуская лихой экипаж и свернул на Невский. Петербург...Что ожидала я увидеть? Сама не знаю.

Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами...

Разве можно сказать лучше Пушкина? По Невскому прогуливались дамы и кавалеры. Здесь не было даже намека на то, что была война. Дормез свернул на Морскую улицу и вскоре остановился. Особняк князей Ланевских впечатлял размерами и красотой архитектуры. Он отличался от остальных тем, что над парадным входом располагался балкон-эркер.

Из дома вышел дворецкий, а я вышла из дормеза.

-Как прикажете доложить?

-Графиня Акулина Савельевна Завадская, - громко сказала Марфуша, высунувшись из дверей.

-Извольте пройти в дом, я доложу княгине.

Я обернулась на Степана и Марфу.

-Идите, барышня, - улыбнулся конюх. - А мы с заднего хода, дормез пристроим и сами в людской ваших приказов подождем. Идите, не сумлевайтесь.

-А как все барыне-то расскажете, так меня и покличете, - напутствовала Марфуша.

Дворецкий был такой весь чопорный, в белых чулочках, расшитой ливрее. Любо-дорого посмотреть. Я вошла в дом и почувствовала себя в музее. В поместье тоже было неплохо, но здесь! Мраморная белая лестница вела наверх, такого же мрамора ярко пылал камин. Через несколько минут по лестнице слетела Анастасия и со слезами принялась меня обнимать.

-Господи, Акулина, милая моя Акулина, а я сначала и не поняла, о ком это Федор докладывает матушке, графиня...Как же это? Как такое возможно? - я попыталась вставить слово, да куда там, Настя продолжала говорить, пребывая в сильном возбуждении. - Как же я тебе рада. Ты единственная можешь меня понять. Меня же маман замуж собралась выдать. А папенька Богу душу отдал. Брат прислал письмо, что дает согласие на брак. Но я не чувствую ничего к этому Кондаурову. Ты бы его видела, глаза косят, а туда же - за дамами волочится не переставая. Но маман так желает от меня избавиться, что готова отдать хоть за кого...

-Что ты такое говоришь, Анси? - на лестнице показалась Наталья Николаевна. Она была в домашнем капоте и чепце. - Здравствуй, Акулина. Я не ослышалась, графиня Завадская? По деду?

-Здравствуйте, Наталья Николаевна. Примите мои соболезнования по поводу кончины Петра Алексеевича - княгиня горестно вздохнула. - Государем императором Александром Первым мне пожаловано дворянство. Я привезла вам письма от Алексея Петровича. Он здоров и продолжает службу.

-Негоже с дороги держать тебя у входа. Федор, скажи Магде, пусть приготовит комнату для Акулины.

-Наталья Николаевна, со мной приехала Марфа, Степанида с девочкой Агнией, Степан и нанятый форейтором мальчик. Я буду благодарна, если и им найдется место.

-Федор, размести прибывших с графиней людей в людской. И передай Магде, пусть накроют ужин в малой столовой, добавив еще один прибор.

Мне было неуютно, да что там - противно. Во всех словах княгини сквозили неприязнь, презрение и недовольство. И тут пулей вылетел Маркуша, заскулил, закрутился...Я подхватила его на руки и по щекам побежали слезы. Я не плакала над ранеными, я не плакала, когда самой было невыносимо больно, не плакала, провожая дорогих мне людей на войну, а вот от этого повизгивания слезы лились сами собой...