Да что ж такое?! Почему её так заворожило это зрелище? Она даже почти почувствовала под подушечками пальцев вместо шершавой бугристой твёрдости печенья тепло и бархатистость живой кожи. А ещё у неё, кажется, рот приоткрылся.

Короче, выглядит Даша сейчас полной идиоткой.

Она мотнула головой, избавляясь от наваждения, сглотнула — остатки печеньки, само собой — прочистила горло, прежде чем снисходительно фыркнуть и сказать:

— Извини. Ничем помочь не смогу. На примитивные формы жизни мой яд не действует.

— Ну а вдруг сработает, а? — по Лакшинским губам блуждала тень нахальной улыбки, пряталась в уголках, поблёскивала в глазах. — Ну, Да-аш!

И как у него так получается? Бархатные интонации, медленные, плавные движения, взгляд удава. Любая девушка только посмотрит и больше глаз отвести не сможет. Да таких и правда только внутри костюмов держать, в масках, которые раз в пять больше головы, чтобы не видно и почти неслышно.

— Всё, поднимайся, пошли. Пятнадцать минут прошло.

— Уже? — Лакшин страдальчески сморщился. — Не может быть! У меня сил нет. Мне не встать.

Даша хмыкнула, направилась к двери.

— Ну стой, стой! — завопил Лакшин. — Куда ты? А молнию застегнуть. Я сам не смогу.

Пришлось возвращаться. Лакшин нарочито тяжело вздыхал и обречённо постанывал, пока надевал большую голову и натягивал перчатки, а Даша реально радовалась, что для неё всё обошлось косынкой и рубашкой-поло. В следующий раз, если он случится, надо у Ульяны подробней расспрашивать, что предстоит, чтобы тоже не очутиться внутри такого вот Лунтика. Но в принципе всё справедливо: она-то по-честному согласилась подругу выручить, а Лакшин — наверняка же! — сам напросился, чтобы к понравившейся девушке подкатывать, вот теперь пусть подвиги и совершает, а Даша потом, так и быть, подруге об этом расскажет.

Следующие полтора часа он всё-таки стойко продержался, потом, как всегда, появилась Алиса:

— Всё, всё, всё, заканчиваем. Путевые листы уже не выдают, сейчас последние пройдут, а потом собираемся возле сцены на вручение призов.

— А можно я туда не пойду? Пожалуйста! — сложив меховые ладони, взмолился Лунтик. — Я правда уже всё. Я вообще не с театрального.

Алиса задумалась, критично поджав губы, но видимо всё-таки сочувствие и ей было не чуждо.

— Ладно, отпускаю. Обоих.

— А душ тут есть?

— Туалет же есть. Умоешься в раковине.

— Ну, зашибись! В раковине, — сердито пробухтел Лунтик. — А чего не в… — дальше прозвучало не слишком разборчиво, а потом опять пояснее: — А вытираться? Туалетной бумагой?

— Полотенце принесу, — уверенно пообещала Алиса. — Должно быть. Но чуть позже. Заканчивайте тут и идите.

На этот раз Лакшин даже по дороге раздеваться не стал, добрёл до раздевалки и только там стянул меховые перчатки, швырнул на диван, потом снял голову, с упрёком заглянул в большие круглые глаза. На лбу капли, волосы совсем мокрые, слиплись сосульками, как будто всё это время внутри Лунтика шёл дождь. Совсем не похож на себя обычного, и Даше захотелось сказать что-нибудь ободряющее и поддерживающее.

— А ты ничего так — вошёл в образ.

— Ага, вошёл ничего, — кивнул Лакшин, критично оглядел костюмчик. — Теперь бы как из него вылезти. Как подумаю, кто тут ещё мог сидеть до меня, так… — Он брезгливо скривился. — Молнию опять расстегнёшь?

Ну, что с ним делать?

— Угу.

Футболка тоже совсем мокрая, и запах, конечно… своеобразный, но, может, не столько от Лакшина, сколько от самого костюма. Даше и в рубашке-поло и лёгких брючках было не холодно, а тут — глухой меховой комбинезон со всякими вкладками для пухлости плюс голова, как шлем от скафандра.