Парень выпрямился, но мучительная боль в животе вынудила согнуться вновь. Лампа над головой заискрила и, проборовшись насколько секунд, погасла. Холл должен освещаться языками пламени, но он погряз во тьме. Снова хоть глаз выколи. Из помещения дискотеки донеслось громыхание. Оттуда, швыряя искореженную мебель, тяжелой поступью шел страж.

«Так! Теперь у меня точно нет времени…»

Антон, не чувствуя боли, сорвался с места.

Практически наощупь он добрался до противоположной стены. Где-то здесь врезана дверь в палату. И где-то там железная каталка – его собственная точка отсчета в этой карусели безумия.

Холодный крашеный бетон. Местами выбоины, где на пальцах остается крошка, а куски побольше безудержно падают. Они ударяются о пол, рассекречивая местонахождение астрального гостя. Внезапно вместо холодной стены руки нащупали слизкую плоть. Где-то здесь, на уровне груди, Антон распознал стук, до сих пор трепещущего под искалеченными покровами, сердца. Тошнотворная вонь парализовала легкие.

– Твою ж… – зашипел парень, с трудом сдерживая приступ паники.

Он отнял руку и обошел препятствие. Позади нечто вломилось в двери, судя по звуку за раз выбив полстены.

«Откос, откос!»

Никогда в целой жизни Антон так не радовался дверному откосу. А когда он нащупал металлическую ручку, им овладело истинное счастье. Счастье спасения. Колесников ворвался в палату. Здесь натекло воды – на этот раз ровно по щиколотку.

– Долго я шлялся…

В свете мигающей лампочки он разглядел уплывающий тапок, схватил его и аккуратно положил на воду близ каталки. Ладони взмокли, и, чуть не поскользнувшись, парень неуклюже завалился на холодный металл.

– Три, два, один – выход!

Глаза затянуло болью от яркого света.

– Свет… – сморщился Антон.

– Василий, приглушите лампы! Он вернулся.

– Я точно вышел?

– Точно, точно, – тетя Маша заботливо укрыла племянника одеялом. – Холодно было? – она приставила ко лбу дуло электронного термометра. – 35 с половиной, тебя всего трясет.

– Нет, жарко… Чуть унес ноги от стража…

– Опять тебя преследовал? – она взволнованно нахмурила брови.

– Каждый раз, если нахожусь там дольше обычного…

Дверь ГАЗели скрипнула, и в машину неотложки заглянул коренастый мужчина.

– Как он? – следователь Васильев шепотом обратился к Марии Павловне, игнорируя тот факт, что Антон вышел из транса.

– Я нормально, – вмешался Колесников, приподнимаясь на каталке.

– Видел его? Описать сможешь?

– Я…

Антон перевел взгляд на желтый свет фонарей, что отражались в темных лужах позади Геннадия Петровича. Там, за бетонным столбом, словно кто-то стоял. В черной байке, в гуще блестящих от дождя кустов. Словно… Невозможно сказать точно.

– Что там?

Тетя Маша тронула его плечо.

Парень вздрогнул. Он выдохнул и вновь поднял глаза на дорогу – никого.

– Показалось… – Антон потер глаза и переносицу.

– Так что? Запомнил его? Прислать художника? – не отставал Васильев.

– Я видел… Да, я видел его. Но мне надо время, чтобы вспомнить…

Отчего-то именно сейчас Антону показалось, что он непременно вспомнит диверсанта. Будет идти по улице, ехать в метро, рассматривать потолок перед сном и воспоминания придут к нему сами. Сначала место их знакомства, затем имя приятеля, а после и его лицо. Быть может, Колесников, даже вспомнит, где тот живет. И полиции не составит труда задержать подозреваемого и разыскать в его доме доказательства причастности к теракту.

– Мария, наши дальнейшие действия? – принимая от помощника пару стаканчиков с чаем, поинтересовался Васильев.

– Чай очень кстати, – она потерла бледные руки. – Пусть полежит еще, а потом отвезем домой и к себе.