– Ради того, чтобы попасть в святилище, разумеется. Уговорить тебя спуститься туда со мной, чтобы я увидела все собственными глазами. Что там есть и чего нет.

– Твой дядя предложил тебе забраться ко мне в постель?

– Он не сказал открытым текстом, но…

– Но ты догадалась и была готова.

– Он показал мне несколько твоих фотографий, чтобы я представляла, как ты выглядишь. Я посмотрела и подумала: красивый мужчина, что ж… Но когда увидела тебя живьем, все изменилось. Не знаю, как объяснить. – Дина беспомощно вскинула руки жестом «сдаюсь». – После того, как я поняла, что люблю тебя, переспать с тобой из корыстных соображений показалось мне кощунством. Я просто не могу! Понимаешь? Я люблю тебя и хочу секса с тобой, но только при условии взаимности.

Герман стоял неподвижно, не делая никаких попыток обозначить свое отношение к ее словам или к ней самой. Дине уже казалось, что он никогда не выйдет из этого ступора, когда рука его потянулась к карману – за пачкой сигарет – и, кашлянув, Герман задал следующий вопрос:

– Как, по мнению твоего дяди, мы должны попасть туда? Все входы в лабиринт замурованы, я сам сказал ему об этом в марте. Или ему известно то, что не известно мне?

– Я не знаю, Герман. Не думаю, что он был честен со мной до конца.

– Он не говорил тебе, что знает или подозревает о существовании еще одного входа?

– Он сказал, что ты найдешь… если захочешь.

– А твоя задача – помочь мне захотеть.

– Да. Была.

Герман повернулся и медленно побрел в обратную сторону, к сквозному проему, через который в погреб проникал дневной свет, рассекая его надвое. На ходу вытряс из пачки сигарету, прикусил зубами. И шагнув из-под кирпичного свода под открытое небо, сразу же закурил.

– Сердишься на меня? – спросила Дина, выходя следом и останавливаясь у него за спиной.

– Нет.

– Я бы сердилась. Женщины часто влюбляются в тебя? Думаю, да.

– Да. Но я, в отличие от них, влюбляюсь редко, очень редко, и это всякий раз выбивает меня из колеи.

– Значит ли это, что ты… – Голос Дины дрогнул. – Что я тебе не совсем безразлична?

– Не совсем безразлична, – подтвердил Герман. И повернулся к ней всем корпусом. – Точнее, совсем НЕ безразлична.

Они смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь, не мигая. Эмоциональное напряжение сделало их лица похожими на маски участников древних мистерий.

– Что же нам теперь делать? – прошептала Дина.

Глаза ее лихорадочно блестели, грудь вздымалась от дыхания, жаркого и учащенного. Кажется, только горящая сигарета Германа мешала ей броситься ему на шею. Тонкая струйка дыма необъяснимым образом разделяла их, создавала преграду почти материальную.

– То, что запланировали. Осматривать памятники архитектуры, делать фотографии, любоваться природой. – Он посмотрел в сторону. – Я справлюсь с этим, Дина. Не знаю как, но справлюсь.

– А ты уверен, что с этим нужно справляться? – по-прежнему шепотом спросила она. – Ведь это… это…

– Ценность? Счастье? – Усмехнувшись, Герман покачал головой. – Не будем об этом.

– Почему не будем? Почему не будем? – От избытка эмоций она даже топнула ногой. – Ведь это важно! Ты думаешь, что уже нашел свою великую любовь? Да ничего подобного! Если бы это было так, то ты остался бы равнодушным ко мне, а ты сам только что признался…

– Хватит! – рявкнул он так неожиданно, что Дина вздрогнула. И добавил уже спокойнее: – Я же сказал, не будем об этом. Я пока не готов.

– Ты не готов, и поэтому я должна молчать?

– Да, было бы неплохо, если б ты помолчала минуты две или три.

– Так ты тиран? Как мило.

Он сердито фыркнул.