— Колесникова, срочно нужен срез за девять месяцев прошлого года... — Он эффектно скалится, но я не вижу ничего, кроме кривых зубов и ворота несвежей рубашки.

— Олег Иванович, подпишите отгулы до понедельника, — прошу севшим голосом и нервно усмехаюсь. — Нездоровится... Маме. Хочу ее навестить.

***

15. Глава 15

Время тянется, как мутный густой кисель — боль то притупляется, то накатывает позывами к рвоте, цифры расплываются и скачут перед глазами, как блохи, но я упорно свожу их воедино и вбиваю в таблицу. Мигрень уже пустила корни внутри черепа и давит, давит, давит...

С визгом подбросить вверх ворох бумаг, показать ублюдку «фак», уволиться и улететь в жаркие страны — отличный план, но не в этой вселенной. Мои накопления перекочевали к оркам, а плату за ЖКУ, потребность в еде и ежевечерние объяснения с мамой никто не отменял.

А мне бы так хотелось сотворить что-то из ряда вон выходящее, выплеснуть наболевшее, выбросить на помойку заплесневелые страхи, включить на полную эмоции...

Куда делась та свободная бунтующая девчонка с фотографий десятилетней давности, имевшая увлечения, планы и собственное мнение?

Как вышло, что меня придавила бытовуха? Чего ради я позволяла себя унижать?!

Прищурившись, смотрю на Олега — тот так и не просек, что оставлял телефон не там, где обнаружил, и продолжает посылать мне любовные флюиды, загадочные улыбочки и лучи добра.

В груди вскипает ярость.

Если бы была при деньгах — наняла тех стремных типов его поколотить. Если бы была сильной — подкараулила в темном переулке и сама вдарила между ног. А если бы была смелой — влепила оплеуху и плюнула в бледную морду прямо сейчас. Но все мимо.

Остается уповать на вселенскую справедливость — когда-нибудь Натали, наигравшись, вышвырнет его, как собаку, и он, возможно, тоже будет мучиться.

Пока же ситуация напоминает дурную дешевую комедию. Он мой начальник, я даже послать его не могу — так и продолжу избегать до тех пор, пока его нездоровый энтузиазм не угаснет.

А пакет этот... Возьму. Как компенсацию за причиненные нравственные страдания.

Покидаю офис последней — по традиции, которую сама же и завела, игнорируя лифт, спускаюсь по нескончаемым мраморным ступеням и, навалившись на огромную дверь, выхожу в синий газ майских сумерек. В мозгах проясняется. Прихрамывая и проклиная высоченные каблуки, держу путь к автобусной остановке.

Дома так кстати есть пончики. Шоколад, зеленый чай и теплый плед. Анальгетик и все оттенки до одури знакомой тишины...

Одинокий фонарь в конце сквера рассеивает над миром призрачный свет, но за елями уже сгустился непроглядный мрак, превратив местность в кадр из старого хоррора.

Внезапно от скамейки отделяется тень, кто-то быстро шагает навстречу и преграждает путь.

— Что с тобой, Май? — От испуга и мгновенно накрывшего облегчения подкашиваются коленки, я заваливаюсь назад, но рука со ссадиной хватается за мой рукав и удерживает от падения. Черная толстовка, короткие клетчатые штаны, носки с надписью «бомж стайл» и видавшие виды кеды... Не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, кто передо мной, но я настолько себе противна, что рявкаю:

— Убери руки!

Он отдергивает их, помедлив, лезет в карман, достает мятую тысячу и протягивает мне:

— Вот. Вычти из долга.

Выхватываю бумажку, прячу в сумку и, обойдя его, как досадное препятствие, снова направляюсь по своим скорбным делам.

— Сногсшибательно выглядишь, Май... — Он увязывается за мной, синхронно то ускоряя, то замедляя шаг. — Почему плакала? Может, я попробую помочь?..

Поведать восторженному сопляку, что жизнь имеет меня как безропотную дрожащую тварь — так себе вариант, и терпение окончательно лопается: