Сидим с Файзулой у нас в трапезной, пьем чай.

– Батечка, если иконостас делать людей не найдешь, то ты меня зови, я бесплатно помогу. Ребят по вечерам давать буду, ты их только корми.

– Ты, Файзула, человек восточный, хитрый, какой тебе интерес за бесплатно работать?

– Большой интерес, батечка, как стали мы у тебя в храме трудиться, так ни одного года еще без денег не остались. Если у тебя немного получим, то после заказов столько, что за оставшиеся месяцы успеваем хорошо заработать. Другие бригады домой пустыми едут, а мы никогда не бываем в обиде. Мои ребята не глупые, понимают, почему нам Аллах помогает. Потому что мы храм строим. Домой приедем, в мечеть ковер большой купим. Мы каждый год ковер покупаем.

Недоумеваю:

– Зачем им столько ковров?

Файзула смеется:

– Аксакалам мягче будет, а молодые пускай учатся Бога благодарить. Племянники мои больше о деньгах думают, а я хочу, чтобы они людьми стали, и без веры это не получается.

Эх, понимал бы это Мишка-строитель – и сегодня бы, глядишь, вместе с внуками по земле ходил. Файзула, конечно, молодец, мы с ним весь храм и подняли, но как бы мне хотелось, чтобы его строили наши мальчишки под руководством таких классных мастеров, каким был Михаил.

На днях прихожу в храм и вижу Вадима. Стоит угловатый такой, потерявшийся, видно, что мыслями он пока еще весь там, в зоне. Подошел к нему, обнялись.

– Не робей, Вадик, завтра же покажу тебе новый участок работы, иконостас начнем к служению готовить.

Но молодой человек молчит и почему-то не смотрит в глаза.

– Ты что, Вадик, ты не думай, мы работу оплатим как есть, все по совести. С голоду у нас не пропадешь. Иконостас сделаем, и иди трудись в миру.

Но чувствую, неудобно парню, грызет его что-то.

– Батюшка, ты извини, но мне уже друзья позвонили, есть срочная работа, москвичу одному надо коттедж отделать. Я уж пообещал, ребят подводить не хочется. А в храм я обязательно приду и буду работать… потом.

Собрал после службы своих помощников. Так, мол, и так:

– Узбеки предлагают без оплаты помочь нам с иконостасом. Соглашаемся? Как скажете, так и поступим.

– Нет, – отвечают, – батюшка, не проси, иконостас сами сделаем, а то этак лет через тридцать племянники Файзулы уже на полном праве нашу церковь в свою мечеть превратят.

Вглядываюсь в лица моих помощников. Как за эти годы все уже постарели! Что бы я без них делал? Без их молитвы и без их лепты. Конечно, трудно вот так постоянно с протянутой рукой, и в то же время, Господи, как же я Тебе благодарен, что так и не появился в нашем храме богатый спонсор, что поднимается он, по большому счету, на малую, но искреннюю жертву верных Твоих простецов, что удалось нам всем миром воссоздать Твою святыню. И за это счастье служить здесь Тебе, а не человеку, с его прихотями и капризами.

А Вадик заходит в храм, редко, правда, но мы надеемся, что когда-то уже придет по-настоящему и останется навсегда. А то кто же после нас в восстановленном храме молиться станет, или будущее только за племянниками Файзулы?

Отец Павел, мой старый учитель и духовник, принадлежал к числу тех боголюбцев, что в послевоенные годы сошлись в лавру преподобного Сергия. Батюшка был принят в число братии в самом начале пятидесятых, а подвизался с монахами, принявшими постриг еще до революции.

Человек по природе немногословный, внешне кажущийся суровым, отец архимандрит совершенно менялся, когда начинал рассказывать о чем-нибудь из того времени. Корю себя, почему я тогда ничего не записал? Конечно, многое забылось, но кое-что я все-таки помню.