Девочка тут же села к столу. Парень хотел пристроиться на стул у стены.

– Стоя-ять! – громко скомандовала она, угрожающе приподнялась, набычившись по-борцовски. Парень выпрямился, встал ровно, зашептал:

– Алла, прости, я всё отдам…

Значит, Алла, – вспомнил Заботкин, обратился к девочке:

– Алла, давай, я отведу его пока в комнату задержанных, а мы с тобой поговорим.

Девочка согласно кивнула.

Антон взял парня за предплечье и повел в дежурную часть. Вернувшись, успел заметить, как Алла резко откинулась на спинку стула, убрала что-то в карман брюк и напряжённо улыбнулась. Губы стали ярче.

Усмехнулся про себя – ох уж эти женщины успела подвести! Улыбнулся:

– Ну, рассказывай, – сделал вид, что ничего не заметил.

Алла набрала в грудь побольше воздуха. Выпучив глаза, изобразила лицом крайнее возмущение, выдохнула:

– Знаете, сколько он денег упёр?.. У Катьки из шестнадцатой комнаты; у Юльки из двадцать восьмой; у Лизы из тридцать первой; даже у воспитательницы Ирины Петровны… – затараторила, перечисляя жертв воришки. – А ещё он в гости ходил…

– Подожди, подожди, – остановил её Антон, деловито спросил, – кражи зарегистрированы?

– Что?

– Ну, вы в милицию по поводу данных краж обращались?

Алла рассмеялась наивности сотрудника:

– Ха-ха! Зачем? Мы же не знали, кто воровал! А теперь – вот он! Арестовывайте!

Она села ровнее, выправив спину, закинула ногу за ногу. Но, увидев свой выставленный белый грязный кед, смутилась. Убрала ноги под стул:

– Можно закурить?

– Вообще-то я не курю, – Антон стал серьёзным, – да и тебе не надо.

Щёки девочки зарумянились:

– Да я… тоже, только так, балуюсь иногда на тусовках.

Антон сдержал улыбку. Положил локти на стол, приблизив лицо:

– Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься?

Алла замерла. Подозрительно посмотрела на оперативника и, что-то вспомнив, зарделась ещё сильнее. Залепетала:

– Я же к вам по делу, АнтОн БОрисОвич… – в памяти возникла «милая», мелодия колоколов…

Произнесла имя отчество как на приёме у логопеда – выделяя ударение, с тем же таинственным восторгом, как год назад.

И от этого странного произношения, наполненного детским благоговением, в глубине души Антона снова что-то затрепетало. Слова точно проникли под одежду, щекотали по коже. Вспомнилась прошлая встреча, прощание, выпавшая книжечка стихов. Отозвалось ощущением безрадостного детства, вожделением любви. Разлилось в душе жаром вспыхнувшего стыда. Будто без разрешения, попытался он незаметно приоткрыть ту далёкую захлопнутую в детстве дверь, но уже с внутренней стороны. Точно матери не было дома, и кто-то стучался, стучался, едва слышно… Он осторожно потеребил щеколду, чуть сдвинул её в сторону…

Чтобы скрыть смущение, Антон наклонился, распахнул дверцу тумбы стола, загремел ящиками, заглянул внутрь, пошебуршил, точно что-то искал. Достал лист бумаги и положил рядом ручку.

Сосредоточился, принял деловой вид, тихо сказал:

– Давай по порядку. Воровство – дело серьёзное. Буду вас всех допрашивать!

– А я-то здесь причём? – Алла вскинула брови.

– Ты же свидетель!..

– Я ничего не видела! – растерялась, сама непосредственность. Стала удивительно беспомощной, глаза расширились.

Антон рассмеялся:

– Раз ты что-то знаешь – значит, свидетель.

Сейчас мы это выясним! – он взял ручку и приготовился писать. – Узнала своё отчество?

– Никанорова Алла Михайловна.

– Год рождения?

– 1970, первое ноября.

Антон решил сразу оформить протокол. Подумал – раз уж воришка в клетке – зачем лишние бумаги? Потом подпишет, что по поручению следователя или дознавателя! Стал неторопливо расспрашивать и заполнять листок за листком.