– Может, разбудить Наталью? – предложила Устинья Васильевна. – Времени уже много, и чай бы с нами попила?

– Пусть спит, эти таможни ночью ей, наверное, весь сон перебили, – ответил Антон.

«Это ты мне сон перебил, а не таможни, причем напрочь!» – подумала Ната.

И глубокий сон не стер ощущение того поцелуя, даже не так – она с этим спала и проснулась, а сейчас лежала и прислушивалась к себе. Как будто стала новой, другой. Он ее ошеломил! С ней никогда в жизни не было такого! Если честно, то и поверить, что так бывает, невозможно! Нечто из области мифов и литературных сказаний!

Были, конечно, страсти, любовь, поцелуи – все было.

Но чтобы так…

Как будто в омут, чувствовать себя всю и его всего, и ни одной мысли, только абсолютная зависимость и свобода.

Бог его знает, этого ни объяснить, ни описать невозможно!

Наталья ничего не помнила: сколько это длилось, как произошло. В себя она немного пришла, когда курила и, ничего не видя, смотрела в окно.

Он ее обнял и сказал, чтобы ничего не придумывала.

Какое там придумывать!

У нее вообще мыслей не было. Никаких! Вот так!

Вставать все равно придется, а еще разговаривать с Антоном! Как?!

Между прочим, Даша с мамой выходят в Джанкое, и целых полтора часа – полтора! – они будут в купе одни! И что с этим делать, где отсиживаться эти полтора часа?

«Ната, ты идиотка! Ну поезд, дорога, ну выпили немного, поцеловались, чего не бывает? Нет, не бывает! И не было с тобой никогда! Ну что ты скулишь? Ему вообще, наверное, все равно, он-то голову не терял! Все! Он сказал тебе «не придумывай» – вот и не придумывай!»

Помолившись про себя, Ната села.

– Доброе утро, Наталья! – поприветствовала ее Устинья Васильевна. – Спускайтесь, как раз к чаю. Сейчас-то не откажетесь?

– Спасибо! Компанию с удовольствием составлю, а пить буду кофе. Только умоюсь сначала.

Антон сидел у окна, напротив, рассматривал ее и улыбался. А ей бы не мешало переодеться и штаны натянуть. Он понял, поднялся и деликатно вышел.

Наталья торопливо спустилась «с вершин», стараясь оставить там все свои непростые мысли, оделась, взяла все необходимое для умывания.

– Я быстро, – пообещала попутчицам и вышла.

Антон стоял возле купе и ждал ее.

Наклонился и коснулся губ легким утренним поцелуем.

– Доброе утро!

Наталья переполошилась, как курица, завертела головой по сторонам – нет ли кого в коридоре, собралась что-то сказать, но Антон ее опередил и поцеловал еще раз.

– Иди умывайся, – развернул и слегка подтолкнул к выходу.

Так ничего и не сказав, она послушно пошла.

Потом, сидя за столом, пила кофе, чувствуя, как расслабляется от горячего напитка, звонкого голоса Устиньи Васильевны и даже запаха сирени.

Поезд замедлял ход, подъезжая к очередной станции.

– Пойду на улицу выйду, – сказала Наталья и стала выбираться из-за стола.

– Пожалуй, я тоже, – поддержал ее Антон.

Она вышла из вагона первой.

По перрону бегали люди, пытаясь продать пассажирам какую-то снедь, фрукты, пиво и много еще чего. Наталья отошла в сторону, подальше от коробейников, навязчиво предлагавших что-нибудь купить.

Закурила. Из вагона вышел Антон и направился к ней.

Она вышла из купе, не дожидаясь его, чтобы не стоять вместе в очереди на выход и, спускаясь со ступеней, не опираться на его руку, которую он конечно же подаст.

Пробравшись сквозь толпу, Антон подошел к ней:

– Может, ты перестанешь все время от меня убегать? Я не бью маленьких девочек, впрочем, больших тоже не бью.

– А вдруг ты кусаешься или вообще маньяк? – с серьезным видом предположила она.

– А что, похож?

– Да кто вас, маньяков, знает, вы все такие зага-а-дочные и под нормальных людей маскируетесь.