Наконец Нелли требовательно предложила, положив ладонь ему на плечо:

– Может быть, нам поехать домой? Если что-то случиться, Нина тебе позвонит. Не забывай, нам с тобой утром рано вставать на работу – Это звучало так, будто бывшая жена – бездельница будет спать до полудня, ни о чем не заботясь.

Станислав согласно кивнул и, даже не прощаясь, пошел к дверям. У выхода Нелли обернулась и бросила победный взгляд на Нину. Стало без слов ясно, что она сочла этот панический призыв о помощи не более чем провокацией, направленной лично против нее, и обезвреженной лишь благодаря ее уму и дальновидности.

Это же всем очевидно: мать и дочь сговорились и устроили постыдный спектакль, надеясь вернуть мужа и отца обратно в семью. Ее отвратительные намеки ничего общего с действительностью не имели, но у Нины всё равно начали гореть щеки от унижения.

Усмехнувшись одними уголками ярко накрашенных губ, Нелли выплыла из квартиры, оставив хозяйку изнывать от мучительных сожалений. Нина молча стояла в прихожей, сжимая и разжимая кулаки, борясь с накатившим желанием разбить что-нибудь, когда наконец появилась дочь.

Но ее появление оказалось еще одним ударом: Иришка не походила сама на себя. Нина не узнавала в этой ярко раскрашенной вульгарной кукле свою скромную умненькую девочку. Нагло глядя на мать, дочь развязно поинтересовалась:

– Чего не спишь?

Нина вздрогнула, как от удара, но постаралась ответить спокойно:

– Как я могу спать, когда тебя нет дома?

Ирина небрежно передернула плечами.

– А что тут такого? Ты же крепко спала, когда папаша ночи напролет шатался неизвестно где?

Нина подавила истерический смешок. Похоже, она напрасно скрывала свои страдания от подрастающей дочери. Не хотела травмировать ребенка, делала вид, что всё нормально, и заработала обвинение в бездушии.

– Ты не права. – Нина старалась, чтобы голос звучал доброжелательно, не желая пугать дочь, хотя ей ужасно хотелось заорать дурным голосом. Но Ирина не виновата в их с мужем недоразумениях. – Я просто пыталась уберечь тебя от ненужных переживаний…

Дочь широко зевнула прямо в лицо матери.

– Вот и сейчас береги. Не надо дурацких нотаций. Я поняла, что жить надо так, как нравится самой себе, а не кому-то там!

И, не обращая больше на мать никакого внимания, прошла в ванную и с оглушительным грохотом захлопнула двери.

Нина упала на кровать и дала волю слезам. Жизнь стала просто невыносимой.

На следующий день она попыталась спокойно поговорить с дочерью, взывая к ее разуму. Ничего не получилось.

– Мамаша, меня твои нотации достали уже! – Это было самое доброжелательное из того, что она услышала от дочери.

Оказывается, она такая страшная зануда, что с ней ни один нормальный мужик не уживется. И папаша совершенно правильно сделал, что слинял. И она, Ирина, тоже слиняет при первой же возможности, чтобы не жить в моратории. Видимо, дочь считала, что это слово обозначает дом, где царит строгая мораль. Нина даже улыбнуться не смогла, настолько была ошарашена подобными откровениями.

Дочь давно ушла в школу, а Нина всё пыталась понять, что же она делала не так. Слишком любила мужа и единственную дочь, старалась, чтобы дома всегда была мирная благожелательная атмосфера, без криков и выяснения отношений. Неужели это называется занудностью?

Решив, что слова дочери вызваны стрессом, постаралась вести себя, как ни в чем не бывало, не подозревая, что это только начало испытаний, уготовленных ей дочуркой.

С той поры у нее не было ни одного спокойного дня. Мало того, что Ирина стала отвратительно учиться, хамить учителям и краситься так, что от одного ее вида Нину кидало в дрожь, – это было бы еще полбеды. Но ни одну ночь она не могла поспать нормально, поскольку дочь бродила неизвестно где. Никакие уговоры не помогали, а кричать на ребенка Нина себе позволить не могла.