– Почему вы мне это сейчас говорите? – смешавшись на некоторое время и отпив воды из высокого стакана, вдруг заподозрил Итан подвох. Параллельно он пытался вспомнить, что это за страны такие с подобными свободными нравами?

– Мой брат написал, что у вас есть ко мне просьба, из-за чего вы даже притащились лично из Лондона в эту глушь. Полагаю, причина должна быть веской, раз вы пошли на такие жертвы, на которые даже сам Оливер не решается, ненавидя местные дороги, – вполне справедливо заметила графиня, с чем гость был вынужден согласиться. Повторять данный опыт вновь он бы не желал. И без того еще обратно возвращаться тем же путем.

«Черт!» – мысленно выругался Итан Грант.

– Прежде, чем вы мне озвучите суть дела и я приму решение по данному вопросу, хочу сразу же исключить любые недопонимания между нами. Это будет честно. Если наше вынужденное сотрудничество состоится, вы должны знать, с кем придется иметь дело. Коли я вам не нравлюсь – лучше завершить этот фарс и распрощаться по-хорошему, – меж тем пожала леди Питерс плечами, а затем отвлеклась на служанку, в которой Итан стал узнавать одну из тех, кто веселился на причале. Довольно плотная и ухоженная для прислуги девушка, явно ирландского происхождения, вкатила в столовую столик с небольшой супницей и ароматным, свежеиспеченным хлебом.

Пока служанка разливала ароматный суп по тарелкам, в столовой сохранялось молчание, а герцогу выдался удачный момент осмыслить услышанное и взвесить свои возможности.

Смотря в красивое, довольно смуглое, пышущее здоровьем лицо, герцог отмечал неприкрытый вызов в живых зеленых глазах, что выражалось и в таящейся усмешке на чувственно-полных алых губах. Окинул взглядом вызывающий наряд, скользнул и по груди, надеясь сделать это незаметно. Грант удостоверился, что корсета на девушке по-прежнему нет, и принялся мысленно прикидывать, станет ли это такой проблемой, из-за которой возможность помочь Аманде Ульямс подвергнется риску. Почти все во внешности графини… сама графиня в нынешнем виде была настоящим вызовом общественной нравственности, за которую так радеет сам Грант и его партия в парламенте.

Он почти отважился признаться, что и для него лично женщина представляет серьезный вызов, учитывая реакцию на ее выходки. Само знание того, что под платьем девушку ничего не защищает… волновало герцога очень, в чем признаваться он не хотел даже самому себе. Тем более, он уже видел графиню в одной сорочке. Мокрой сорочке… и прекрасно представлял, что скрывалось под этой тканью, так как простора для фантазий тот вид оставил не так уж много.

Герцогу пришлось признать, что смотреть на графиню ему будет приятно. Волнующе, но приятно. Пока это было единственным плюсом.

Из первоочередных минусов – то волнение, что она в нем вызывала, порядочным джентльменам и лордам полагалось испытывать в соответствующем месте и, желательно, подальше от посторонних глаз… В идеале – в супружеской спальне. И никак не по отношению к чужой вдове, чье мировоззрение в корне разнилось с представлениями самого Гранта.

Любая его попытка придерживаться этикета с графиней саботировалась Джулией в секунду, сбивая Итана с толку. Он не знал, что она сделает или скажет в следующий момент, и это тревожило своей неопределенностью. Одно дело, когда они находятся наедине: сам он перетерпеть ее выходки сможет. С трудом, но сможет.

Но что будет, когда он привезет ее в Лондон?! Она продолжит вести себя подобным образом? Одеваться так же вызывающе?

Ему предстоит убедить премьера допустить эту женщину, которая и без того пользуется в высшем обществе дурной славой, к его единственной дочери. А если Джулия заявится в дом лорда Ульямса в таком же платье, в котором сидит сейчас напротив, не спустят ли самого Итана вместе с ней с лестницы, сочтя данное появление – оскорблением?