Я сминала в руках простынь и выгибалась. Удовольствие не было острым, оно заполняло как кипяток, приятно жгло и пульсировало. Еще немного, уже скоро станет совсем хорошо, скоро…

Вместо поглощающего блаженства была короткая вспышка. Вдруг я ощутила собственные мокрые пальцы между ног, свет потух, и на потолок вернулись неторопливые тени. Не верилось, что все происходило под душным одеялом и не было Майтлина, его властных прикосновений и стонов. Проклятье, снова пришел стыд и понимание своей испорченности. Все это время я извивалась от собственных ласк и воображала. Стало обидно, гадко, ну кто так делает? Арантак сделал людей хозяевами мира, велел быть гордыми и сильными, а я тонула в похоти, как шлюха!

Плевать на Майтлина и то, что хотелось понять. Нужно учиться терпеть, не то упаду в его объятия и позволю играть собой.

***

В утро отъезда меня трясло. Нужно было ходить по замку и прощаться с родными стенами, проверять багаж — что угодно, только бы двигаться. От волнения все падало из рук, Мышка и кузины тоже суетились и нервировали. Пришлось сбежать из замка, и неважно, что времени оставалось мало. Наспех надев высокие ботинки и простое платье из коричневой шерсти, я выскользнула через Южные ворота.

Как мне нравилось наше болото на рассвете, мост был влажным из-за тумана и блестел, словно зачарованная тропинка. Сквозь белую дымку четко виднелся полукруг солнца и силуэты деревьев с раскидистыми ветвями. Листья шептались на ветру, и я чувствовала себя гостьей в каком-то новом мире. Он действительно ждал меня впереди, на холме. Там будет столько удивительного и прекрасного, сколько и представить нельзя.

Тогда отчего было жутко? Сердце болело при мысли о чужой постели, о людях, не все из которых будут добры. Вдруг случится плохое и о нашей вере узнают? Или меня погубит Майтлин?

Я куталась в шаль, спасаясь от утренней прохлады. Впереди показался человеческий силуэт — Погребальный лик отца. Каменная статуя стояла шагах в двадцати от моста, рядом сияла водная гладь, над которой развеяли его прах. Отсюда не разглядеть, но у статуи не было лица, а руки и ноги мастер обозначил в общих чертах. Ничто не должно было напоминать покойного, иначе дух привяжется к нему и не обретет покой. Запрещалось даже оставлять его вещи, только пара безделушек, над которыми ворожили чародеи.

Прачка говорила, что в деревне негодуют из-за нашего поступка. Обычно Погребальные лики ставили вдалеке от посторонних глаз, на маленьких речушках или озерах. Якобы они навевают тоску. Какой вздор, это же мой отец, я была рада видеть статую, возле которой он нашел покой. И где развеивать его прах, если не у родного дома? Он долго болел, но находил силы прогуливаться по парапету крепостной стены и любоваться своей землей. При этом отец рассказывал про иву, возле которой провалился в топь и едва вылез. У той-то лужицы много кочек, а к соседней не стоит подходить. Вон там пробивается дерево, вот то скоро упадет. Он все знал о своем болоте и говорил о нем с нежностью.

Какая тоска могла появиться от вида лика родителя? Только воспоминания и трепет. Странные там жили люди, как и все отступники — так мы называли не разделяющих веру в Арантака. Боги у нас были одни, просто его считали злым. Тоже вздор, он только не требовал слепой веры и сгибаться под ударами судьбы. Мой бог учил нас бороться и быть сильными, а другие десять… про них даже сказать нечего. Суеверия, какие-то ритуалы, вечное присутствие чародеев, будто недостаточно веры.

Я застыла перед ликом отца и наблюдала, как солнце поднимается за ним. Хотелось попрощаться, но мысли крутились вокруг холма и Майтлина. Кваканье лягушек отвлекало и пришлось вернуться, чтобы не тратить время напрасно.