Защита «бессмертных» не справлялась с железными наконечниками копий, которые били, поворачивались, отступали и снова били. Персы отходили, истекали кровью или просто пытались найти место для противостояния атакующему их лесу копий.

Передышки им не было. Строй фаланги продвигался вперед, не давая врагу ни единого шанса перевести дух или контратаковать. Греки наседали, и если кто-то из них падал, его обходили и отправляли в тыл, а его место мгновенно занимал другой. Противостоять давлению фаланги было невозможно. Когда продвижение замедлилось, в передних шеренгах уже не могли замахнуться, чтобы нанести удар, так велико было давление щитов сзади. Идти дальше или упасть – другого выбора не было, и Фемистокл шел с ними.

– Держать строй! – внезапно крикнул он с недовольным видом.

Он ударил копьем под щит человека справа от себя, почувствовал сопротивление и дрожь, означавшие попадание в живую плоть. Хорошо. Понять, кто именно из персов получил рану, в этой толчее было невозможно. Первая шеренга двинулась дальше, а ранеными врагами занимались шедшие позади – выхватив кинжалы, греки перерезали глотки как мертвым, так и еще живым. Спастись, притворившись убитым, было невозможно – пощады не давали никому. Персы были захватчиками, пришедшими поработить Грецию.

Фемистокл проревел следующие слова просто для того, чтобы их услышали:

– Вы что, фиванцы, что ли? Откуда такая неряшливость? Вы метеки? Рабы? Нет, я не желаю умереть от стыда перед всеми! Делайте свою работу лучше! Клянусь Аресом, вы ставите меня в неловкое положение! Хотите опозорить перед Аристидом?

Он знал, что имеет обыкновение болтать без умолку, когда нервничает, и не был уверен, есть ли от его призывов какая-то польза. Но кто-то из его людей заулыбался. Некоторые даже цитировали его потом – те, кто выжил. Нужные слова бесценны, когда жизнь исчисляется ударами сердца, а копье скользит в потной руке.

Ничто не может продолжаться долго. Так случилось и здесь. У кого-то из гоплитов копья вырывали из рук. Кому-то перерубали древко, и оно ломалось. У некоторых при ударе сваливался наконечник. В идеальной, ощетинившейся копьями стене появились бреши – «бессмертные» отступали, но не рассыпались. Их царь наблюдал за происходящим из тени своего шатра, с расстояния не больше мили от сражающихся.

Оставшиеся без копий обнажили мечи и, стоя рядом с братьями по оружию, пустили их в ход. Тесно сомкнутые, щиты по-прежнему защищали строй; каждый прикрывал идущего слева, его же, в свою очередь, прикрывал идущий справа. Мечи вонзались в любого, кто пытался прорвать эту стену.

Персы привыкли уничтожать племена, которые не могли противостоять даже их лучникам, не говоря уже о том, чтобы держать боевую линию. Когда отдельные «бессмертные» пробивались между длинных копий, они могли только бить по бронзовым щитам и шлемам, тогда как афиняне рубили и кололи, наносили удары и по голове, и по ногам, и по всему уязвимому, а золотые обручи «бессмертных», казалось, притягивали удары сверху вниз.

Несмотря на ужасные потери, персидский строй устоял, укрепился и восстановился. Датис отдал новые распоряжения. Те, кто прорывался сквозь стену щитов, просто рубили древки копий, не обращая внимания на мечи и раны. Эта удивительная тактика стоила сотен жизней, особенно когда Фемистокл увидел, что происходит, и прорычал новые приказы. Тех персов, которые вклинивались в фалангу, чтобы рубить копья, убивали в первую очередь.

Битва не стихала, и правый фланг в восемь шеренг глубиной держался стойко и уверенно, но Фемистокл заметил, что персы начали обходить его слева. Правый фланг всегда считался слабым, потому что не был прикрыт. Укрепить его за счет левого или даже центра имело смысл, и это он, пусть и нехотя, признавал. Но когда это случилось? В его представлении они сражались уже час или больше, но солнце висело на прежнем месте, будто нарисованное.