Две армии сближались, и он слышал молитвы, произносимые нараспев негромкими голосами. Потом смолкли и они, воины сосредотачивались на равнении в строю. Фемистокл не мог удержаться, чтобы не бросить взгляд на странное сооружение, воздвигнутое в стороне от персидских войск. Это мог быть только их царь, позиция на возвышенности с крутым обрывом давала ему хороший обзор. Окружавшая царя охрана в тысячу воинов обеспечивала его неуязвимость. Попытка атаковать позицию открыла бы греческий фланг персидским «бессмертным». За происходящим на поле боя Дарий мог наблюдать, не рискуя собственной жизнью, как те толпы зрителей, что приходили посмотреть драмы в Театре Диониса в Афинах. Фемистокл презрительно скривил губы. В этот день царю досталась лишь роль наблюдателя. Игроками были они.

«Бессмертные» сжимали мечи, но Фемистокл видел, как они задергались и стали оглядываться, ожидая новых приказов, когда поняли, какая надвигается угроза. Опускаемые по команде длинные копья греков всегда внушали страх.

– Готовность, Леонтиды! – воззвал Фемистокл к своему племени и, оглянувшись, добавил: – Готовность, афиняне!

Они все были его народом. Не важно, что дядя жены Ксантиппа определил его в это племя. Он был афинянином! Мальчиком он бегал по улицам этого города и перепрыгивал через сточные канавы, которые переполнялись всякий раз, когда шел дождь. Раз или два он сам, поскользнувшись, падал в них. Фемистокл усмехнулся при этом воспоминании. Он готовил себя в течение многих лет, учился, на глазах становясь таким сильным и быстрым, что другие бледнели, видя его противником на бойцовском круге. Кулачный бой или борьба – ему было все равно. Он любил сражаться – и всего, чего достиг, достиг сам. Фемистокл почувствовал, как в нем поднимается гордость. Аристид умел сохранять достоинство и холодную логику. Ксантипп смог сохранить свое чувство превосходства, хотя и приобрел состояние через женитьбу. Фемистокл был новой Грецией – и в этот день стратегом наравне с ними. Он громко рассмеялся при этой мысли, и мужчины вокруг него ответили ухмылками.

– Посмотрите, как им страшно! – крикнул он. – Приготовьте копья! Эй, флейтисты!

Новый ритм, быстрый и злобный, нес копья в цель. Чудо века – влияние музыки на сердца и силу людей. Ревущая мелодия поднимала дух и направляла руку.

– Видите врага? Видите их страх? Тогда вперед, в атаку! – крикнул Фемистокл, оскалив зубы.

Стратеги подхватили его рев, и греческие гоплиты устремились вперед – бегом. Прежний ровный темп был отброшен. Стрелы пролетели над ними, так как лучники недооценили скорость движения фаланги.

Два войска столкнулись, и длинные копья пробили броню и плоть. Вырвав их, уже окровавленные, греки сомкнули щиты и взревели. Ударили барабаны. Взвыли флейты. И снова строй ощетинился копьями. «Бессмертные» пытались отбросить их в сторону, но железные листья все равно находили цель и безжалостно наносили удары, входя и выходя из плоти, снова и снова, и их было слишком много, чтобы увернуться.

Бойня была короткой и жестокой. Длинные копья-дори били с отчаянной силой. Удары наносили люди, умевшие находить цель не больше человеческого кулака и попадать в нее. Они ранили бедра, лица – все, что видели. Не каждый удар попадал туда, куда надо, но эти удары наносились в ритме, который задавали барабанщики и флейтисты. Широкие щиты греков частично перекрывались, образуя непроницаемую стену. Персы не видели в ней слабых мест, только шлемы с обрезанными гребнями, огромные щиты и бронзовые поножи под ними.