Стоявшие в стороне от девок мужние жены зашушукались: Курганнику удалось их напугать.

– Да я к яду… Ни в жизнь не трону! Мамой клянусь! Чем хотите клянусь!

– Заткните его, – приказал Артур.

Выползень даже не сопротивлялся, пока ему в рот заталкивали тряпку. Только из глаз верзилы неожиданно полились слезы.

– Мы его повесим, – припечатал Артур. – Потому что я так решил. Кому не нравится, пусть в тряпочку молчит. Здесь вам не кетчерский клан, здесь есть закон. Этот закон – я. Понятно?

Свет заката мерк. Артур вглядывался в потемневшие лица.

Напуганная отцовскими интонациями, заплакала Лана. Ника на миг прижалась к плечу мужа, повернулась и молча пошла в сторону дома.

– Вот это по-нашему, – обрадовался Курганник. – Хозяин сказал – так и сделали. А то еще обсуждать… Как по мне – правильно решил.

И вслед за коновалом другие поддержали: правильно, мы с тобой, Артур. Не важно, думали они так на самом деле или просто боялись уходить в неизвестность. Артур чуть не крикнул: «Хватит! Не надо! Он достаточно наказан!», но встретил взгляд Курганника и промолчал. Измени хозяин сейчас свое решение, никогда ему больше не поднять авторитет.

С вышки донесся нечленораздельный вопль, будто кого-то резали, а следом Зяма замолотил в рынду, оповещая ферму о нежданных гостях. Артур недовольно обернулся: кого еще нелегкая принесла?.. Зяма свесился с вышки и крикнул:

– Омега!

Омеговцы никогда не приезжают на закате. Их время – день, им незачем таиться в ночи. Артур бросил наемникам:

– Держите этого… – и поспешил к воротам.

Туда уже стягивались дежурные. Артур велел Зяме открывать. Неужто Лекс пожаловал?

По дороге, поднимая тучи белой пыли, катили три грузовика и танкер.

Артур опешил: Омега никогда, с того дня, как они с Лексом наводили порядок на ферме покойного Шакала, не приезжала таким составом.

– Открывай! – скомандовал он.

И Зяма – нелепый, длиннорукий, встрепанный – скатился с вышки, ухватил засов на воротах, крякнул от натуги. Дежурные пришли на помощь, вместе сдвинули рельсу, прилаженную на толстые скобы, и створки со скрипом распахнулись. Артур стоял на въезде, поневоле копируя повадку отца: руки в бока, рубаха с короткими рукавами застегнута только от пупка, ноги расставлены широко. Утихший было ветер взъерошил его волосы.

Грузовики притормозили, танкер остановился, из распахнувшегося люка вылез Лекс. Артур не видел его сезона четыре – когда Лана, доченька, родилась, по радио связались с лейтенантом, и он приехал. Гулял со всем поселком и казался обычным человеком, но ближе к ночи не сдержался и набил морду двум обидчикам, которых с детства простить не смог. Артур тогда оттащил бывшего сослуживца, спать уложил в своем доме. И утром, завтракая, они вспоминали прошлое: как на Полигоне выживали, как Артур в самоволку к Нике бегал… А после Лекс ферму своим вниманием не баловал: связывался по радио, если давно не было новостей, да еще приезжали его подчиненные плату взимать – налог на спокойствие.

Артур поднял руку, приветствуя названого брата. Лекс был в полной форме, даже шлем надел. Спрыгнул с брони, зашагал к воротам. Из грузовиков и танкера высыпали бойцы – много, больше необходимого. А ведь недавно плату брали, луна обновиться не успела…

– Здравствуй! – Артур распахнул объятия, и лейтенант повторил этот жест.

Они сошлись, похлопали друг друга по спине, изображая радость.

– Какими судьбами? – приговаривал Артур, пытаясь сообразить, что нужно Лексу. – Давай заходи, и ребят твоих разместим, и тебя, посидим, старое вспомним, ты же не спешишь? Лану мою сколько не видел! Красавица дочка, уже ходить пытается, а ползает – манису не угнаться!