защитницы-Аннушки он попросил... почти искренне. Не из-за требования отца. Не только из-за него. Просто… не по себе стало при мысли, что он и правда… перестарался. Что не рассчитал силу своей хватки и вполне мог… навредить ей. Физически. Что ненароком оставил свои отметины на ее коже. Вот и прогнулся. А в итоге? Не принимает она! Гордая она! Что это, если не плевок в лицо? Что, если не откровенный вызов? И это при отце! При Ксюхе!

«Вот ведь д-р-я-я-я-я-н-ь!»

Бесила! Ох, как же сильно она его бесила!
Одним своим видом. Одним своим жалким существованием.
Простушка обычная! Ничем не приметная! А сколько спеси в ней?
Сколько дерзости? Ничего ведь из себя не представляет. Ничего!

А самомнение такое, что при желании можно обогнуть им земной шар!

И взгляд этот… странный. То ли грустный, то ли хмурый. Но… насквозь пронизывающий. Продирающий до мурашек. Пробуждающий непонятное ноющее чувство за грудиной. Взгляд человека… с несгибаемой волей.

«Ну, готовься, раз так!» - Вадим хищно оскалился, уже предвкушая. – «Я проверю ее на прочность! Обязательно проверю! Запомни этот день. Эту минуту. И свои слова. Отныне извиняться у меня… будешь только ты!»

Словно прочитав его мысли, Аня шумно сглотнула. Прищурилась. Ее синие глаза потемнели от гнева. В них бушевало пламя. Настоящий ярый протест.

- Ага, конечно! – выпалила она, шокируя его своей проницательностью.

Затем схватила за локоть Марию и настойчиво поволокла ее за собой. Прочь.

Провожая их задумчивым взором, Вадим искренне недоумевал:

«Как она поняла? Как догадалась?»

- Зачем ты извинился? – обиженный голос Ксюши ворвался в его мысли. – Зачем дал им повод думать, что…

- Посчитал это уместным! – отозвался он тоном, не терпящим возражений.

- Но…

- Я так решил, Ксю! Я. Так. Решил!
Сжав губы в тонкую линию, она потупила взор и молча кивнула.

Расстроилась, хоть и пыталась не подавать вида. Его девочка снова грустила из-за него. Встрепенувшись, он по привычке прижался губами к ее виску.

- Позже поговорим, ладно? – отозвался как можно мягче и спокойнее. – Ступай к нашим. Я скоро к вам присоединюсь. Есть, что обсудить. Всем нам.

Не решившись спорить, Ксения удалилась. Оставила его в компании отца.

Отца, который по-прежнему смотрел на него холодно. С осуждением.

Что ж… Вадиму тоже было, что ему предъявить. Выдержав суровый взгляд родителя, и метнув в него точно такой же, он процедил с обидой в голосе:

- Ты унизил меня!

- Разве? – ни один мускул не дрогнул на его лице.

Зато Вадим рассвирепел:

- Ты…

- Унизил себя сам! – тихо отчеканил отец. – В тот самый миг, когда полез в бабскую склоку! Этому я тебя учил? Ты же фамилию нашу в грязи извалял!

- А что мне оставалось? – процедил сквозь зубы молодой человек. – Молча наблюдать за тем, как они оскорбляют Ксюху? Из раза в раз? Вновь и вновь? Хватит! Не будет этого! Она под моей защитой! И если для ее безопасности и спокойствия мне придется прижать к ногтю парочку неугомонных выскочек, я сделаю это не раздумывая! И никто меня не остановит! Ни дядя. Ни… ты!

В ответ прилетело лишь невозмутимое:

- Уверен?

«Черта с два! Но я все равно попробую!»

Его отец был сложным человеком. Временами даже циничным и жестоким. Род деятельности обязывал. Нет, физически он его не наказывал и руку на него никогда не поднимал (за исключением тех моментов, когда оба они спускались в подвал их особняка, оборудованный под спортзал, вооружались боксерскими перчатками и… выясняли отношения в честном поединке).

Но в выражениях он не сдерживался. Знал все его слабые места и сразу бил точечно. В обход защиты. Умел, не повышая голоса, с улыбкой на лице, раздавить человека морально. Вот и сейчас, наблюдая на губах родителя знакомую улыбку, Вадим уже знал, что услышит. И знал… что будет больно.