Княгиня снова вперилась в неё безразличным своим взглядом: порой на Оляну она смотрела теплее. Елица встала и принялась развязывать обёрнутый вокруг лица убрус.

– Здрава будь, Зимава, – встряхнула косами.

Не от кого ей в своей горнице прятаться. Но княгиня, судя по тому, как искривилась мягкая линия её губ, этого не одобрила, словно та на людях с непокрытой головой показалась.

– Я рада, что ты вернулась, – она опустилась на скамью у стола. – Одной мне здесь совсем тяжело стало. От мысли, что Борилы нет. Что он не вернётся больше. Справили мы по ним с Отрадом тризну и страву, как полагается. Княжичи тела их привезли.

Ну хоть одна благая весть за все последние седмицы. Не такими уж жестокими оказались Светоярычи: оказали последнее уважение князю и его наследнику.

– На курган к ним схожу, – она кивнула, да задумалась. – Если Чаян меня здесь теперь не запрёт.

Княгиня только бровью дёрнула – и зародился в её глазах загадочный блеск. Неужто что-то уже задумала? Она всегда была женщиной острого ума, хитрой, что лиса рыжая. И мужчинами, говорят, вертела по юности так, что Бориле едва не пробиваться пришлось к ней через толпу женихов – и не гляди, что князь.

– Не запрёт, думаю. Он тебя вовсе не стращать сюда привёл. Хоть и не жди, что жить теперь ты будешь по-старому.

– Ничто уже не будет по-старому, – Елица пожала плечами. – Чего они хотят от меня, не знаешь?

Зимава улыбнула невесело, неспешно проводя ладонью по гладко оструганному столу.

– Знаю. Ведь с той же просьбой они сначала ко мне пришли. Да я им помочь не смогла. Да и не уверена, что ты сможешь. Но тогда, боюсь, нам худо может стать. Они уже и так у меня Радана забрали. Увезли неведомо куда, чтобы я покладистей была.

Княгиня губы вдруг сжала и опустила взгляд. Елица подсела к ней, погладила по спине, не зная ещё, как утешить её может. Оставалось только надеяться, что у братьев на маленького княжича рука всё ж не поднимется. Хотя, когда дело до вражды доходит, порой ни старого, ни малого не жалеют.

– Что они просили у тебя? – Елица заглянула в лицо княгини.

– Сама с ними говорить будешь, – она встала вдруг резко. – И надеюсь, что не станешь упрямиться, как отец твой. Он нас до такого довёл тем, что никому уступать не хотел. Хоть и неправ был когда-то. Обидел остёрского князя. А нам теперь расплачиваться.

Больше ничего у неё спросить не удалось. Внезапно взъярившаяся Зимава ушла, едва не хлопнув дверью. А Елица так и осталась сидеть на лавке, не понимая, чем её разозлила. Вот так всегда бывало, как появилась в Велеборске дочка северной женщины, а после и женой князю стала. Прельстился он её молодостью и красотой, да не учёл скверный нрав, который за пленительной наружностью казался ему мелочью незначительной. Сильно она на Елицу не нападала, но стычки у них порой случались. Всё казалось Зимаве, что князь дочери своей больше внимания уделяет, сильнее жизнью её тревожится. Но как-то жили. Хоть порой и не удавалось угадать, как теперь, что из сказанного вызвало гнев княгини.

Вернулась челядинка Мира вместе с наставницей, которая, кажется, не хотела пока и взгляда с неё спускать – чтобы не оплошала где – и принесла поесть из поварни, с пылу, с жару.

– Как же я рада, что ты вернулась, – заговорила наконец Вея, когда младшая её товарка вышла ненадолго. – Да только жаль, что в недобрый час это случилось. Но будем надеяться, что Макошь не оставит тебя и всё будет хорошо.

Елица пригубила немного разбавленного мёда и съела наваристых щей из последней уже капусты, наблюдая за тем, как вещи её находят каждая своё место.