Леден был молчалив, да и Елица не особо старалась с ним разговаривать. Разве судьба его и мысли должны тревожить ту, кого он лишил многого? А между тем – она часто слышала, как обсуждали кмети – княжич порой просыпался ночами в кошмарах. Только отрок Брашко умел помочь ему и успокоить: потому как долго ещё после этого не сходило с него шалое буйство. А потому Елица только радовалась, что не приходится больше ночевать с ним в одном шатре.

Не прошло и седмицы, как проступили средь поредевшего в преддверии широкой равнины леса далёкие, точно горы, стены Велеборска. Окружали его, словно болотные кочки, палатки и шатры остёрского становища. Все тропы были истоптаны ногами неприятельских воинов, взрыты копытами чужих лошадей. Елица так отчётливо чувствовала, как вгрызаются они, словно зубьями, в здешнюю землю. От злости и обиды желая причинить боль тем, кто жил лучше них. И оттого душа наполнялась ещё большим негодованием.

Они проехали через лагерь, почти не задерживаясь. Только проведал княжич воеводу своего – Буяра, мужа хоть и молодого, но солидного во всем и серьёзного. Он глянул на Елицу хоть и без особой приветливости, но с интересом и – странное дело – надеждой. Отчитался Ледену, что всё у них как обычно. Что пополнение давно уж прибыло, и Велеборск они теперь точно из рук не выпустят – так Чаян сказал.

Оставив в становище несколько своих кметей, княжич двинулся дальше – и скоро они вошли в Велеборск. И показалось даже, что жизнь течёт здесь совсем как всегда. Словно никто не заметил, что правит ими теперь совсем другой человек. Не Борила Молчанович, что занимал княжеский стол много лет, а вовсе неприятель, с которым то и дело вспыхивала вражда. И оттого тоскливо стало. Люди готовы мириться со многими переменами, если жизнь их при этом не становится хуже. Елица ехала среди высоких изб, слушая, как трещат под копытами лошади осколки ореховой шелухи, ловила взгляды посадских и не понимала, узнаёт ли её здесь хоть кто-нибудь. Но горожане смотрели всё больше мимо: дела у них, а в Велеборск постоянно кто-то приезжает.

Показались впереди стены детинца, стражники на ней ещё издалека увидали отряд Ледена и открыли ворота. Елица въехала на знакомый двор, что отличался от того, который она когда-то покинула, всего несколькими новыми постройками. Кажется, больше стало дружинных изб, и поставили в стороне ещё одну житницу. Княжич остановился у крыльца терема, и тут же стайкой воробьёв вылетели из-за угла конюшата – засуетились, принимая поводья, начали зыркать с интересом: многие из них Елицу и не видели ни разу. Леден подошёл даже – помочь спешиться, но она будто и не заметила его – спрыгнула наземь сама. Открылась дверь, и на крыльцо вышел незнакомый муж, такой же молодой, как и княжич, и похожий на него, конечно, да так, как похож летний, кудрявый от буйной листвы дуб на самого себя – только зимой. Он поправил наспех накинутое на плечи корзно и спустился. Окинул Елицу живым любопытным взглядом искоса и улыбнулся, то ли Ледену, то ли ей.

– Здрав будь, братец!

Они обнялись, могуче похлопав друг друга по спинам.

– Вот, привёз, как и обещался, – Леден качнул головой в её сторону.

– Вижу, – старший Светоярыч шагнул ближе. – И ты здрава будь, княжна. Меня Чаяном зовут, но ты уж, верно, сама догадалась.

Елица только кивнула в ответ, ничего не отвечая. Не хотелось ей любезностями сыпать перед теми, кто город, её отцу принадлежащий, захватил, и кто с ней неведомо что хочет сделать. Чаян неспешно оглядывал её – и не было в его взоре ни единой искры угрозы. Пока длилось неловкое молчание, вышли со стороны сада две женщины: одна наставница, прислуживавшая Елице ещё тогда, как она невестой зваться начала, а раньше ещё и одной из нянек ей приходившаяся – Вея. А вторая молодая совсем, миловидная челядинка, с большими зелёными глазищами и перекинутой через плечо рыжевато-русой косой. Женщины встали слегка поодаль, ожидая приказов. Леден, явно скучая, встретился с юной служанкой взглядом, а та и взгляд опустила, отчего-то зардевшись.