Вновь погружаемся в сложнейший процесс. Здесь каждое движение должно быть выверено до миллиметра, нельзя ничего пропустить, но и медлить совсем неприемлемо.

Сложно.

Шаг за шагом иду вперед. Руки болят просто дико, но я стиснув зубы продолжаю операцию.

Знаю, сутки после этого мне будет тупо ни до чего. Я не смогу даже кружку с кофе поднять, но сейчас мне на это все пофиг.

Сейчас передо мной на операционном столе лежит маленький мальчик, который может лишиться жизни. И я обязан его спасти!

Я сделаю это!

Превозмогая боль произвожу удаление селезенки, ставлю дренаж, ушиваю слой за слоем, вяжу узлы крепко-крепко.

- Можно перевозить в реанимацию, - произношу накладывая последний шов. - С мальчиком все будет в порядке.

Последнее говорю по большей части уже себе.

Выхожу в коридор и опускаюсь на первое же подвернувшееся для сидения место. После проведенной операции у меня не осталось сил, я выжат и морально, и физически.

- Будешь? - Карпов достает из кармана халата и протягивает мне электронную сигарету.

- Нет, - отвечаю даже не смотря в ту сторону. - Не хочу.

- Ну как хочешь, - пожимает плечами и убирает обратно.

Молчим.

Мальчика увезли в реанимацию, за его состоянием там проследят. Сейчас будут выводить из наркоза и Карпов в этом тоже будет участвовать.

Но не я.

Мне нужно немного времени прийти в себя. Руки болят так сильно, просто ужас какой-то.

- Что с Рузановой будешь делать? - интересуется друг.

- Гнать из хирургии поганой метлой, - отрезаю.

Я люто зол на Марьям. Слов таких нет, чтобы описать мое состояние!

Очень надеюсь, что в ее тупой голове хватит мозгов не показываться мне на глаза. Иначе я за себя не ручаюсь!

- Где он?! - из лифта выскакивает мужик. - Где мой сын?! - кричит, озираясь по сторонам. Замечает меня с Карповым, тут же направляется к нам. - Где мой ребенок?!

- Посторонним здесь находиться нельзя, - поясняю, преграждая мужику проход в сторону кабинетов. - Спускайтесь на лифте вниз.

- С дороги уйди! - требовательно кричит. - Я должен увидеть своего сына!

По горящему взгляду полному боли и отчаяния вдруг понимаю, чей именно это отец.

- Это ваш сын ехал с водителем? - говорю и как только произношу вслух понимаю, что сказал правду.

- Где он? - кидается ко мне с отчаянием.

- С ним все в порядке, - спешу успокоить разбушевавшегося отца. - Ваш мальчик прооперирован, его жизни на данный момент ничего не угрожает, - незаметно киваю Сереге и увожу перепуганного отца обратно к лифтам. - К сожалению, нам пришлось удалить ему селезенку, но иного варианта спасти жизнь вашего сына не было.

- Жив, - с облегчением выдыхает. - Он живой!

- Не переживайте, - опять успокаиваю. - С вашим сыном все хорошо.

Смотрю на мужчину и мне становится не по себе. Вдруг я узнаю его лицо и понимаю, почему оно кажется мне таким знакомым.

- Валентин Юрьевич, - обращаюсь к мэру города, как положено по имени-отчеству. - Нужно, чтобы вы подписали некоторые бумаги.

- Без проблем! Все подпишу! Все сделаю! - обещает с жаром. - Вы мне ребенка спасли! Он мой единственный сын. Другого больше не будет.

Приезжает лифт, из него выскакивает медсестра.

- Александр Петрович! Вы очень нужны! - тащит меня в кабину. - Там ужас!

- Что еще? - спрашиваю едва стоя на ногах.

- Приемное полное, - сетует. - Без вас не справляемся.

- Иду, - нажимаю на кнопку первого этажа и кабина плавно опускается вниз.

- Спасибо!

8. Глава 8. Василиса

Утро начинается с проверки телефона.

Не успев толком открыть глаза, принимаюсь шарить рукой по прикроватной тумбочке, нахожу искомый предмет, снимаю блокировку и разочарованно вздыхаю. От Хмельницкого сообщений больше нет.