Переступаю порог и… все эмоции исчезают. Смотрю на открывающуюся передо мной картину с холодной головой.

Приемное забито людьми. Не протолкнуться!

Тех, кто может подождать, просят отойти в сторону, к сожалению, помощь им сейчас никто не сможет оказать. Игнорируя стоны и слезы, пытаюсь оценить обстановку. Вдруг взгляд цепляется за стоящего напротив пустующего сестринского поста сотрудника “Скорой”.

Рядом с мужчиной на каталке лежит ребенок, по внешнему виду которого сразу понятно - помощь очень сильно нужна. Направляюсь прямиком к нему.

- Что тут у вас? - спрашиваю, всматриваясь в пострадавшего.

- Мальчик. Пять лет. Тупая травма живота, - поясняет сотрудник “Скорой”.

Он протягивает мне планшет, я мельком пробегаю по тому, что было сделано в отношении ребенка.

- Обо что ударился? - спрашиваю у стоящего рядом со мной мужчины. Больше никого с мальчиком нет.

- О подлокотник, - говорит осудительно.

- Не был пристегнут? - уточняю. Ситуация ухудшается прямо на глазах.

- Да, - подтверждает мои опасения.

- Где родственники? - спрашиваю единственное, что меня сейчас волнует. Если моя догадка подтвердится, то у мальчишки шансы на выживание тают на глазах.

- Без понятия, - пожимает плечами. - Он был с водителем, тот без сознания. Тяжелый. Его в “девятую” повезли.

- Понял тебя, - все хуже и хуже. - Марьям! - громко кричу. Ответа, естественно, нет. - Мальчика забираю, - обращаюсь к ожидающему мужчине. - Готовь к операции, - передаю медсестре.

Времени нет. На рентген очередь колоссальная.

Смотрю на малыша, измеряю пульс и в очередной раз убеждаюсь, что прав.

- Серег, - хватаю Карпова за рукав. Он как раз мимо проходит.

- Что такое? - останавливается сразу же. Кидает на мальчонку мельком взгляд, и тут же принимается более внимательно изучать ребенка.

- Тупая травма живота, - делюсь имеющейся у меня информацией. - Пристегнут не был.

- Твою ж мать, - выдыхает обреченно. - Беру.

Медсестра увозит мальчугана.

- Я пока сам справлюсь, - отстраняю друга. - Иди, - киваю в сторону бегущей к нам медсестры. - Тебя.

- А это, - показывает на Рузанову. - К тебе.

- Да капец, - набираю в грудь чуть больше воздуха. - Марьям! - зову громко.

Наконец, она меня слышит и останавливается. Жестом подзываю девушку к себе.

- Хмельницкий, что орешь на все отделение? - шипит недовольно.

- У нас разрыв селезенки у пятилетнего ребенка, - обрисовываю картину. На все ее недовольства мне просто посрать. - Его готовят к операции. Ты сегодня дежурный хирург.

- И что? - пожимает плечами. - У меня здесь каждый второй экстренный! - показывает жестом на ожидающих людей. - Я не могу уйти из отделения.

- У ребенка разрыв селезенки, - давлю на нее. - Ты риски оцениваешь?

- Без тебя разберусь! - отмахивается. Хочет уйти.

Не позволяю ей сбежать, хватаю за локоть. И тащу за собой к лифтам.

- Отпустил меня! - шипит. Дергается. Пытается вырваться из моего захвата, но у нее ничего не выходит. - Я Але все расскажу!

- Да хоть самому Ленину! - зло ухмыляюсь. - Ты отправляешься со мной в операционную, - отрезаю жестко. - Прямо сейчас!

- Ты что о себе возомнил?! - кричит не скрывая эмоций. Начинает истерить, как только мы заходим в лифт. - Не стану я никого оперировать! Ты меня не заставишь!

- А кроме тебя некому! - рявкаю. - Либо ты оперируешь, либо мальчишка умрет!

Моя последняя фраза все же подействовала на Марьям. Она поднимает на меня широко распахнутые от страха глаза.

- Как ты смеешь ставить такие прогнозы? - шепчет, не сводя с меня растерянного взгляда. Она в шоке.

- Потому что знаю, с чем именно дело имею, - сухо отрезаю ей. - Мойся иди! - отправляю ее переодеваться и готовиться к операции. - Мне ребенка в наркоз осталось ввести и начинаем.