– Возьмусь, – киваю.

– Тогда экстренная госпитализация, быстро все анализы….

Не вслушиваюсь. Это все сделают медсестры. Я смотрю на снимок и уже просчитываю, где поставить зажим, как пойдет скальпель. Артерии. Там очень много сосудов. Печень. Будет непросто.

– Марк! – рявкает рядом Борисов.

– А? Что? – тыкаю пальцем в экран. – Можно это мне?

– Я как раз об этом и говорил, – хмыкает главврач. – Все снимки сложил в твою папку. Сможешь посмотреть у себя в кабинете.

– Да! Спасибо! – разворачиваюсь на выход, тут же понимаю, что еще не отпустили. – Еще что-то?

– Нет! – Борисов улыбается. – Иди готовься.

– Конечно! – киваю.

Мне повезло с начальником.

Я полгода как вернулся из Англии. Выиграл грант, когда был на последнем курсе мединститута. Ординатура в Лондоне. Круче некуда! Только вот дорогого стоила мне та поездка. Но уехал. Чуть не сорвался в первый же день обратно, но… Уехал. Отучился у звездных хирургов. Насмотрелся на уникальные операции. Закончил блестяще. Меня еще оставили на практику.

Если честно, возвращаться не хотел. Зачем? Меня тут никто не ждал. С родителями я всегда был в прохладных отношениях. Девушка бросила меня, узнав об отъезде. Буквально через два месяца выскочила замуж за другого. Так любила…

Кстати, первую татуху я наколол из-за нее. Какая-то нуарная фигня. Ее уже забили. Ну да. Татуировки. Для Лондона это было почти нормой. Никто не обращал внимания на руки, покрытые рисунками.

Зато в Москве я сразу почувствовал себя белой вороной. Сказать, что на меня косо смотрели, ничего не сказать. Серьга в ухе, почти в рукав забитые руки, специфическая стрижка. Но вот Борисов взял меня в штат без лишних вопросов. Даже не настаивал, чтобы я серьгу снял. Просто посмотрел записи моих операций и взял.

Не сказать, что я старался оправдать доверие. Мне просто нравился главврач, я видел, что тут классно подобрана команда и вообще отделение хорошее. Ну и впахивал как мог. Чтобы стало только лучше. Вот уже себе имя заработал. На консилиумы зовут. А татухи… Им я тоже нашел применение.

Распахиваю дверь палаты детского отделения.

– Кто тут есть не хочет?!

На стуле сидит сгорбившаяся сухонькая старушка, а на кровати поразительно напоминающий ее внук.

В семье пять детей. Младшему вроде два месяца. С Вахой в больнице лежит бабушка. Она, кажется, пыталась прогнать шайтана, когда первый раз меня увидела. А сейчас вот сама зовет.

– Марк Александрович, – она вскакивает мне навстречу, с придыханием выговаривая мое имя.

– Да не вставайте вы, Зульфия Рахимовна.

Беру стул, сажусь рядом с кроватью, тянусь за тарелкой.

– Ну рассказывай!

Ваха смотрит на меня волчонком, но на губах коварно играет улыбка.

– Что сегодня рисовать будешь?

– Мотоцикл! – тут же выпаливает он.

Понятно! Он, значит, мои руки уже изучил и рисунок себе подобрал!

– Условие знаешь! – зачерпываю ложкой вполне приличный суп.

Вахе еще нет и четырех. Ему пока не стыдно, когда его кормят. Достаю из нагрудного кармана спиртовые маркеры, рассыпаю перед мальчишкой, а он покорно открывает рот, проглатывая ложку за ложкой.

– Я уж ему и раскраски купила, – причитает рядом его бабушка, вытирая платком слезы. – А он… вот…

Я просто улыбаюсь.

Мне смешно.

Если бы тот синеволосый парень, что набивал мне этот мотоцикл где-то в Эшере, знал, что его будут использовать как раскраску… Уверен, он бы оставил побольше незабитых мест! Рисуй, Ваха, рисуй. Жалко, тех, что постарше, нельзя так же накормить.

6 глава

Катя

– Вот этой справки нужна копия, вот здесь нужно поставить на третьем этаже штамп, сейчас идете занимаете очередь в поликлинике, а пока там ждете, пусть кто-то сходит подпишет вот это в кабинете у заведующей, – женщина в регистратуре перебирает бумаги, не поднимая глаз.