Холеный и ухоженный, красивый до безумия, Олег Евгеньевич явно не голодал все эти годы.

— Ма-ам, домой… – просит дочь и дергает меня за край свитера. Холодов опускает на нее взгляд, слегка прищуриваясь.

— Твоя?

— Моя. Александра.

— Быстро же ты. Недолго страдала.

— Впрочем, как и ты.

Задираю выше подбородок: в жизни ему не скажу, каково мне было тогда, я ведь едва выжила, но кому теперь это нужно.

— Ну да, шлюх… гм, – прокашливается, обращая внимание на мою маленькую Сашу, и мгновенно меняет тему, делая голос поистине стальным, профессиональным: — С чем пришла? У меня не бесконечный прием.

— Мы не нуждаемся в твоем приеме. Пошли, Саш.

Резко разворачиваюсь, но как раз в этот момент дочка сильнее схватывается за мою руку и прикладывает ладонь к груди.

— Что такое? Тебе плохо? Снова сердечко стучит?

Холодов поднимается с кресла и подходит к нам, я же машинально заступаюсь за дочь.

— Что ты делаешь? Не тронь!

— У нее аритмия, ты что, не видишь? Посади ребенка.

***

Мы с Сашей забираемся на кушетку. Холодов подходит, и я невольно сжимаюсь. Он как-то изменился за эти годы. Сильно. Возмужал.

Мужчина зачем-то берет Сашу за запястье, посматривая на часы. Он ее пульс считает, Яна, успокойся.

Олег же врач, кардиолог, детский кардиохирург.

— Жалобы какие у ребенка?

— Саша неделю назад потеряла сознание в садике. Все. Больше ничего нет. Я не знаю, педиатр просто посоветовала обратиться сюда на всякий случай, – бубню, потому что не хочу я с ним говорить, мне физически больно находиться рядом с Олегом, его запах врезается в память, а я не хочу его вспоминать. Я была уверена, что никогда в жизни его больше не увижу.

— Давай послушаю тебя, – надевая перчатки и доставая стетоскоп, басит Олег, тогда как дочь буквально впивается в меня руками, отодвигаясь от мужчины как можно дальше.

— Нет! Не трогай! Ма-ам!

— Чего это она у тебя такая дикая?

«Вся в папашу», – думается мне, но я молчу.

— Она нормальная! Просто не любит чужаков.

На последнем слове делаю акцент, хочу, чтобы ему было больно, вот только кого я обманываю? Больно было всегда только мне.

— Саш, позволь дяде доктору послушать твое сердечко.

— Быстрее. У меня нет времени, – показушно поглядывая на часы, строго говорит этот ублюдок, тогда как я уже сто раз пожалела, что вообще сюда пришла, да еще и с Сашей.

— Малышка, это не больно. Помнишь, тебя слушала тетя педиатр? Это то же самое.

Наверное, если бы я не знала об успехах Холодова в кардиологии, я бы в жизни не позволила ему осматривать дочь, вот только он профессионал. Хоть к чему-то у него лежит душа.

Застываю, когда Олег начинает слушать Сашу, и все бы ничего, да вот только они похожи, и я не хочу, чтобы бывший это заметил.

— Сделай вдох, Александра. Еще раз.

Саша держит меня за руку, тогда как Холодов внимательно слушает ее. Становится очень тихо, я отчетливо слышу свое безумное сердце, и хорошо, что Олег не слушает сейчас меня, ведь внутри словно стучат барабаны.

— Еще раз, малыш. Сделай глубокий вдох и медленно выдохни.

Его взгляд сосредоточенный и серьезный, а после Олег быстро снимает стетоскоп, поджимая губы.

— Ясно.

— Что там? Все нормально?

Олег садится за стол, тогда как я быстренько поправляю майку и кофту Саши. Она уже не выглядит такой бледной, как минуту назад, словно и не было той чертовой аритмии.

— Анализы ваши где? Исследования есть?

— Нету.

— Я рекомендую госпитализацию ребенка для детальной диагностики.

Сжимаю зубы. Ну конечно, Олег это специально делает, чтобы я волновалась.

— Зачем? Педиатр нам сказала, что у деток такого возраста иногда бывает подобное. Мы просто для профилактики пришли. Так, все, Саш, идем.