Она сделала шаг к нему. Пар из ее рта коснулся его лица, а свет города, отражавшийся в ее глазах, погас, когда она оказалась в тени. Зрачки – две бездонные дыры.

Ей грустно. Очень, очень грустно.

–Нет. Мне не дарили подарков. Никогда.

Оскар неловко кивнул. Мир вокруг перестал существовать. Остались только две черные дыры на расстоянии вздоха. Пар из их ртов, переплетаясь, поднимался вверх и растворялся в воздухе.

– Хочешь сделать мне подарок?

– Да.

Это был даже не шепот, а скорее выдох, сорвавшийся с его губ. Лицо девочки было совсем близко. Ее гладкая, словно отшлифованное дерево, щека притягивала его взгляд.

Потому-то он не видел, как изменились ее глаза, как зрачки сузились, приобретая новое выражение. Как вздернулась верхняя губа, обнажая грязно-белые резцы. Он видел лишь ее щеку, и, когда ее зубы почти коснулись его шеи, он поднял руку и погладил ее по щеке.

Девочка на мгновение замерла и вдруг отпрянула. Глаза ее стали такими же, как прежде, и в них снова вспыхнули огни.

– Что ты сделал?

– Прости… я…

– Что. Ты. Сделал.

– Я…

Оскар взглянул на свою руку, державшую кубик Рубика, чуть разжал ее. Он так сильно сжимал игрушку, что на ладони отпечатался контур. Он протянул кубик девочке:

– Хочешь? Дарю.

Она медленно покачала головой:

– Нет. Он же твой.

– Как… как тебя зовут?

– Эли.

– А меня Оскар. Как ты сказала? Эли?

–Да.

Девочка внезапно заволновалась. Взгляд ее заметался из стороны в сторону, будто она безуспешно пыталась что-то вспомнить.

– Я… мне пора.

Оскар кивнул. Пару секунд девочка смотрела ему прямо в глаза, затем повернулась, собираясь уходить. На мгновение замерла на краю горки, затем села, скатилась вниз и пошла к своему подъезду. Оскар продолжал сжимать в руке кубик Рубика.

– Ты завтра будешь?

Девочка остановилась, тихо произнесла, не оборачиваясь: «Да» – и пошла дальше. Оскар проводил ее взглядом. Она прошла мимо своего подъезда и исчезла в арке, ведущей на улицу. Раз – и нет.

Оскар взглянул на кубик, зажатый в руке. С ума сойти.

Он повернул грань, сбивая цвета. Потом передумал и вернул на место. Ему захотелось оставить все как есть. Пока.

Юкке Бенгтссон посмеивался про себя, идя из кино домой. Все же чертовски смешной фильм эта «Турпоездка»[15]. Особенно те мужики, что весь фильм бегали, разыскивая пивную «Пеппес Бодега». А потом один из них провозил своего в жопу пьяного приятеля через таможню в инвалидном кресле: «Invalido». Оборжаться.

А может, взять и рвануть вот в такую поездку с кем-нибудь из мужиков? Да только с кем? Карлссон такой зануда, что стрелки часов залипают, – с ним через два дня на стенку полезешь. Морган, как выпьет лишнего, начинает скандалить, а уж там-то он точно нажрется, раз бухло дешевое. Ларри в принципе ничего, если бы не был такой развалиной – и будешь потом его всю дорогу катать в инвалидном кресле, как того мужика: инвалидо.

Остается только Лакке.

Вот бы они там гульнули недельку… Да только Лакке беден, как церковная мышь, он себе такого в жизни позволить не сможет. Каждый вечер – пиво да сигареты. Хороший мужик, ничего не скажешь, но Канары явно не потянет.

Оставалось признать – никто из завсегдатаев китайской забегаловки в спутники не годился.

Может, одному съездить?

Вон, Стиг-Хелмер[16] взял и поехал. Хотя, казалось бы, таких неудачников еще поискать. Познакомился там с Уле, бабу себе нашел, все дела. Юкке бы тоже от такого не отказался. Мария уже лет восемь как ушла от него и собаку забрала в придачу, и с тех самых пор он ни разу бабы-то и не знал в библейском смысле.

Да только кто на него позарится? Впрочем, почему бы и нет? С виду он еще ничего, уж получше Ларри. Конечно, алкоголь наложил свой отпечаток и на лицо, и на фигуру, как он ни старался держать ситуацию под контролем. Сегодня, например, он за весь день не выпил ни капли, а ведь на часах уже девять. Зато сейчас он придет домой и опрокинет пару джин-тоников, прежде чем отправиться к китаезе.