– Культ денег – фетишизм импотентов. Эрос кастратов! Чёрт, прокравшийся на бал, в костюме херувима. Мерзость и гадость, квинтэссенция порока, корневище половины грехов.

– Но отсутствие этого корневища, увы, может здорово испортить настроение, – вставил я безразличным тоном. – Причём, надолго. Иногда на целую жизнь.

Ева лукаво скосила на меня свой флорентийский глаз.

– Там, в сейфе… – и замолчала.

– Что? – насторожился я. – Там сапог. Старый и не моего размера.

– Не только, дорогой Митя. Не только.

По лужам, по раскисшему снегу, шлёпая галошами на босу ногу, я почти моментально оказался у сейфа. Распахнул обе створки. На меня посыпались деньги. Стодолларовые купюры, в крепких пачках, были перетянуты бумажной лентой лимонного цвета. Как в банке. Как в банке!

– Как в банке… – бормотал я то ли восторженно, то ли в ужасе.

Пачки рассыпались по весенней грязи. Я начал подбирать их, впихивать обратно на полки. Но там не было места – сейф был набит деньгами. Плотно набит, на совесть, – от пола до потолка. Деньги снова падали в лужи.

Я кинулся в сарай, вытащил коробку из-под принтера, которую не успел сжечь. Ползая на карачках, стал собирать деньги. Кидать в коробку. Как в банке! На лимонных были пропечатаны цифры – единица и нули. В каждой пачке – десять тысяч долларов. Нет, погоди… Сто тысяч? Сто тысяч?! Сто!

Я ногтями сорвал ленту, начал считать. Деньги, совсем новые, чуть шершавые, пахли типографской краской и машинной смазкой – аромат, божественный дух, который не спутать ни с каким другим. Руки тряслись, кредитки выскользнули и разлетелись по земле. Их было много, гораздо больше десяти. Гораздо больше.

В коробку из-под принтера вошло сорок миллионов долларов.

С пачкой денег в кулаке я вбежал в комнату. От ползанья на коленях джинсы промокли насквозь, холодные струйки воды стекали в галоши. Ева ухмылялась.

– Что это? – я сунул купюры ей под нос. – Как это? Откуда?

– Хороший ты мужик, Митя, – устало произнесла она. – Дурак, только.

– Они фальшивые?

Она фыркнула и уставилась в окно.

– Там четверть миллиарда… – у меня сорвался голос на фальцет. – Миллиарда долларов! Откуда? И как? И откуда?

– Угомонись ты. Со счёта Романовского. Банк «Афина Юнион» на Каймановых островах. Ещё вопросы?

– Романовского?! Абрама Романовского?! Это же Кремль, мафия, КГБ и чёрт его знает кто ещё! Ты что ж думаешь, они не заметят, да? Да?

– Почему? Конечно заметят. Они ведь мерзавцы, а не кретины, – сказала весело Ева. – Они там уже какому-нибудь виолончелисту паяльник вставляют в…

– Господи! – я бросил деньги на пол. – Господи… Невинному человеку…

Рухнул в кресло, дотянулся до коньяка на столе. Сделал большой глоток. Потом ещё один.

– Ну хватит мелодрамы, а? – примирительно обратилась Ева. – Невинный человек этот педофил и подонок. К тому же и музыкант так себе. Совсем не Йо-Йо-Ма. Ты что ж думаешь, я наобум тут чудеса выкозюливаю? У меня, да будет тебе известно, на сто ходов вперёд всё просчитано. Всё – понял! Ведь я потому наличными и доставила.

А ведь могла просто перевести со счёта на счёт. С его – на твой.

Она хихикнула.

– Спасибо, – буркнул я.

Отпил ещё коньяка, разглядывая бумажки, рассыпанные по ковру. С одних на меня глядел по-бабьи гладкий Франклин, другие лежали зелёной рубашкой вверх. Там был нарисован какой-то дом с колоннами. Скорее всего, белый – никогда не разглядывал. На моём полу валялись сто тысяч американских долларов. И ещё четверть миллиарда в сарае.

– Как в банке… – прошептал я.

Странно, но безумство, восторг, эйфория сменились тоской. В ощущении этом было что-то вроде похмелья. У меня не было ни малейшего желания что-то купить на эти деньги.