Заинтересовавшись подвластной виконту магией, Вир просила продемонстрировать этот дар. Арви совсем по-мальчишески задорно усмехался и прикладывал ладони к стеклу. Окна расцветали морозными узорами: горный пейзаж, заснеженные шапки гор, узкая ломанная тропка, высоченные стройные деревья, одетые в вечнозелёную хвою и украшенные конусообразными шишками. Скалистый берег и высокие гребни волн, на верхушке которых чудом держалось, встопорщившись парусами, хрупкое на фоне водной стихии судёнышко. Экзотические цветы и крупные бабочки. Сценки свидания длинноволосого юноши и утончённой дамы: в её руках букетик, а вся его поза – надежда и ожидание.
В качестве невинной шалости Арви дул на весело потрескивающие в камине поленья и их присыпало охапкой пушистого серебрящегося снега. Виррис ахала, парень пытался скрыть довольную улыбку. Обращал воду и чай в лёд, во дворе особняка устраивал настоящую ледяную сказку: строил сверкающей в скудных лучах солнца дворец высотой себе по пояс, с узкими окнами, башенками и узорчатыми воротами. Снегом и льдом рисовал линии рек, перекидывал мосты, разбивал ледяной сад. Серебряные снежинки кружились над Виррис, оседали в пламенных волосах, трогали высокие скулы, задевали разрумянившиеся щёки – и не касались её кожи присущим снегу холодом.
А в Леаворе говорили о появлении каких-то зверей. Людям случалось встречать в лесу и на окраине городка следы, не собачьи, не волчьи, крупнее. Спорили, гадали. Чаще всего звучали предположения о тех, кто существует в двух ипостясях: человеческой и животной. Оборотни в Калдигерне жили в очень небольшом количестве, предпочитая не покидать своих земель, а эти следы походили на отпечатки лап очень крупных кошек, каких не водится в местных лесах. Виррис зябко ёжилась: ни одного перевёртыша не приходилось ей видеть за всю свою жизнь, и не хотела бы она столкнуться с подобным существом нос к носу. Может, и преобладал у таких человеческий разум над звериным, а выяснять не хотелось.
Успокаивало одно: к людям эти следы не вели, о жертвах люди не слышали, тревожных объявлений власти города не делали. Надежда на то, что случайно попавшая в окрестности Леавора стая оборотней безобидна, имела все шансы.
***
Дни до бала пронеслись вереницей волнительных, полных предвкушения, надежд и ожидания моментов.
Из дома Форрилей Элге больше никуда не выезжала, но Зоратты нашли способ связи с нечаянной узницей. Каннелия, госпожа наставница, исправно являлась на занятия и проносила послания от Вир и Бьорда в книгах и рабочих записях. Спокойная до флегматичности, не задающая лишних вопросов. Надёжная. Преданность Каннелии своему шефу поражала. Выдержка перед Форрилями, которым не приходило в голову проверять целительницу – тоже. Элге смогла быть в курсе того, что предпринимал зять в подготовке к её исчезновению. Магическую бумагу заговорщица берегла, передавая несрочные ответы для зятя через Каннелию.
Тайные письма ознакомили с несложным планом Бьорда по выманиванию девушки из дома в нужный день: всё выглядело просто, но эффективно, и этого дня она ждала с большим замиранием сердца, чем поездку на бал. Послания зятя и сестры после прочтения отправлялись в камин. Огню достался и план части дворца: Элге выучила его наизусть.
Леди Бритта по десятому разу заставляла сына и невестку репетировать бальные танцы: плавную, чувственную венгорсу, открывающую бал, медленную гверану, состоящую из неторопливых шагов, лёгких касаний ладоней и локтей и длинных взглядов глаза в глаза, быстрый хонтис, любимый и знатью, и народом за простоту движений.