В наше время человек может откровенно спросить: если есть Бог, есть Церковь и есть Христос, который спас человечество, в том числе и меня, то почему я обязан теперь ходить в Церковь, даже если не хочу?

Прошла та эпоха, когда только люди очень дерзкие и смелые могли высказать подобную «претензию»: я не просил меня творить, не просил спасать, да я и жить вовсе не хочу и жизненный билетик покорно возвращаю, по выражению Ивана Карамазова. Сегодня это умонастроение стало повсеместным и произнести такие слова может каждый.

Хорошо, давайте посмотрим на мир: трехмерное пространство и четвертое измерение – время – это то, в чем живет человек. Воюй не воюй – но этого не изменить. Есть также некая необратимость временного процесса: прошлое всегда позади, а будущее впереди. Воюй не воюй, а это именно так. Если сунуть пальцы в розетку, то обязательно ударит током, огонь всегда будет жечь, а вода увлажнять – с этими данностями трудно спорить.

Примерно такими же являются аксиомы, смиряющие человека – то, что он сотворен и у него есть Творец; то, что за спиной у всего человечества существует темная страница – катастрофа, произошедшая в райском саду, – и что сегодня человек не такой, которым был сотворен или каким должен быть.

Абсолютен факт, что человек – динамическое, изменяющееся существо, он постоянно должен меняться, становиться другим. Он мучается осознанно, когда знает, что должен, но не может чего-то сделать; и не осознанно мучается, когда не знает, чего от него хотят, в чем задача его бытия. Это парадоксальное и мучительное бытие есть человеческий крест, от которого, конечно, можно отказаться. Например – самоубийством. Это самый радикальный способ решения всех проблем – просто прервать жизнь, что для христианина является ошибкой, потому что жизнь не заканчивается, а продолжается. Продолжается и умножается.

Что для неверующего – бегство, для христианина – умножение страданий. Самый решительный христианский ответ на страдания – монашество. Это настоящий бунт против привычности, своего рода самоубийство, но с другим знаком.

Жизнь смиряет человека постоянно: хочу взлететь, а крыльев нет. Можно летать с помощью дельтаплана, самолета, но это не то, это все механические приспособления, а чтобы летать как во сне – такого нет в жизни. И сколько подобных хотений: знать все языки мира; плавать как рыба под водой, – а всего этого нет. Есть дряхлое тело, которое постоянно хочет есть, болеет и должно умереть.

Таким образом, состояние человека – смиренное. А когда человек смирен снаружи, но не смирен внутри, имеет внутренний бунт, – это состояние современного человека. Мы вынуждены общаться с бунтующим человеком, но не в социальном значении, как у Альбера Камю, а в экзистенциальном, – когда человек не хочет жить так, как должен жить. Вот здесь и возникает потребность в христианстве.

Бывает так, что человека, готового прийти в Церковь, открыть себя Богу, предстать перед Ним, сдерживает ряд внешних обстоятельств, оставшихся от прежней греховной жизни. Человек думает: я еще недостоин, нужно все бросать, менять свою жизнь, окружение, общение, привычки перед тем, как идти в храм…

Конечно, легче всего играть с Богом в «кошки-мышки» – чувствовать необходимость обращения, но оттягивать ее. Как говорил блаженный Августин до своего обращения: дай мне, Боже, целомудрие, но не сейчас. Но правильный выход все-таки – идти таким, какой ты есть сейчас. Нужно совершить смелый шаг за грань своего существования. Вместо гибельного шага, который делает самоубийца с моста в воду, – спасительный шаг из привычного состояния в непривычное: я иду к Тебе. Какой бы я ни был, я иду к Тебе. Ведь все блудницы и прокаженные, которые приходили ко Христу, чтобы прикоснуться к Нему, – приходили, будучи блудницами и прокаженными. Они не говорили: мол, сначала я брошу свое ремесло, а потом пойду и прикоснусь к Нему, поплачу у Его ног. Или: сначала я выздоровею, а потом пойду и скажу Ему спасибо. Они приходили именно как блудницы, мытари, разбойники, слепые, – и все они кричали, вопили, плакали, но шли к Нему. Очевидно, это означает, что