– Мармадьюк, как думаешь, долго ещё наш колобок будет благополучно ускользать от вышедшей на тропу войны лисички со скалочкой?

– Боюсь, больше получаса никак не получится. Он слишком много ест, спит и мало двигается. Посмотри, какой мозоль трудовой наел! – и мой приятель, сокрушённо покачал головой и указал на солидных размеров брюшко. Таким богатством даже обжора и лентяй Альд и тот похвастаться не мог.

– Эххх, молодо-зелено! Предлагал же Василию с нами с утреца на пробежку отправиться, так нет, ему пирожки, ватрушки и пуховая перина милее хорошей телесной формы, – выдохнул я и снова замер в ожидании развязки, она обещала быть весьма бурной и продолжительной.

Впрочем, домовой нас не разочаровал. Получив очередной «горячий привет от маленького чудовища», он неловко споткнулся о расстеленный на полу спальный мешок Ромуальда и, бестолково размахивая руками, точно собираясь взлететь, кулём осел на пол. Радостно пискнув, Валиска принялась мутузить его скалкой по плечам и голове, приговаривая:

– Будешь знать, как жадничать! Ужо ль не научу тебя делиться с ближними-то? Получай, хомяк несчастный!

Отняв у «маленькой, красивенькой, домовитенькой» деревянное оружие, помог страдальцу встать и не терпящим возражения тоном заявил:

– Всем спать. Особенно юным леди, которые что-то в последнее время себе слишком много воли стали брать.

Дюк, прекрасно понимая. Что мне понадобится его помощь, подхватил забияку под локоток и увёл в сторону своей с Алей палатки, недовольно ворча:

– Куда катится этот мир, когда благовоспитанные девицы за шоколадный батончик или новенький гаджет готовы ближнему все кости переломать домашней утварью?!

– Знамо дело, куда, – просипел несчастный Василий, – во времена злобных Амазонок. Ей вот там самое место! – и он сердито погрозил Валиске пудовым кулачищем.

Возмущённая до глубины души подобным поведением девчонка, обернулась и обиженно прошипела:

– Всё Васенька, я теперь с братом твоим буду за веником целоваться. Он-то для меня шоколада никогда не жалеет! – и она, гордо задрав нос, продолжила шествие в палатку, где ей предстояло ночевать.

Как только в лагере воцарилось благословенная тишина, я решил уделить жене немного внимания. Не всё ж её с книгами новыми и уже начатыми гонять. Любимая всё-таки, а не отставной козы барабанщица.

Впрочем, нашу идиллию тут же нарушил истошный вопль маленького чудовища:

– Дядя Риффсла, тётя Таля, а можно я у вас останусь? Там так страшно: у дяди Дюка и тёти Алевтины по стенам страшные тени шмыгают, и лиса тявкает! Боюсь очень! – и домовушечка быстро завернулась в самое большое махровое полотенце, и через пару минут разразилась таким храпом, что у нас обоих лица перекосились.

– Таля, вот зря я Василька не послушался! Он ведь сразу сказал, что Валиска, если напугана сильно чем-то или возмущена, становится настоящей проблемой для окружающих. Надо было обеспечить её отдельной хороминой.

Моя жена тяжело вздохнула, что-то невразумительно пробурчав себе под нос, и нырнула в спальник. Не знаю, как у неё получилось заснуть, но, тем не менее, вскоре я был единственным бодрствующим постояльцем в нашей палатке. На моё счастье, супруга моя только едва слышно посапывала, а не разражалась чудовищными руладами а-ля «маленькая, красивенькая, домовитенькая».

Промаялся часов до пяти, решился и осторожно вынул Тальку из спальника, даже не разбудив. Какое счастье, что никто не додумался застолбить мою машину! Чуть-чуть поколдовав, чтобы она ненароком не проснулась раньше времени, подобно дикому и неукротимому неандертальцу, потащил добычу в свою комфортабельную пещеру на четырёх колёсах.