Дурианы часто встречаются на Борнео и, как мы уже упоминали, приносят продолговатые плоды, величиной с детскую голову. И да, их желтовато-зеленая шероховатая кожура усеяна твердыми, точно сталь, колючками. Раны от них если не смертельны, то чрезвычайно болезненны. Зрелый плод легко лопается, распадаясь на пять долек. Белая мякоть, покрытая тонкой пленкой, обволакивает крупные косточки.

Мякоть съедобна, хотя европейцы, впервые пробующие это лакомство, испытывают невыносимое отвращение: оно источает аромат, одновременно напоминающий вонь чеснока и плесневелого сыра. Но если вы задержите дыхание, вас ждет вкус лучшего в мире мороженого. Есть и еще одна странность: собаки и многие другие животные обожают дурианы.

– Я был уверен, что не ошибся. – Сандокан обошел дерево. – У мавасов там гнездо.

– Гнездо? – переспросил Тремаль-Наик.

– Только оно очень высоко.

– Где? Я не вижу.

– Отойди-ка чуток. Во-он там, футах в шестидесяти над землей.

– Сможем ли мы до него добраться? – задумался Янес.

– Я не собираюсь дарить мавасам патроны, – отрезал Сандокан.

Показался Каммамури.

– Отыскал свой карабин? – поинтересовался Тремаль-Наик.

– Да, хозяин! Вот он! – Индиец поднял оружие.

– Не сломан?

Маратха собирался что-то ответить, когда Янес шарахнулся в сторону с воплем:

– Отходите! Если они в нас попадут – нам крышка!

С вершины дерева доносились устрашающие вопли. Трещали ветки, на землю сыпался настоящий град гигантских плодов. Рассерженные орангутаны, самец и самка, в ярости трясли дерево, надеясь прибить непрошеных гостей дуриановой «бомбардировкой».

Янес, Сандокан и их товарищи поспешили убраться подобру-поздорову и укрылись в зарослях перца.

– Взбесились они, что ли? – воскликнул Каммамури, до сих пор не пришедший в себя после недавнего похищения.

– Да-а, не пожелал бы я тебе оказаться сейчас в их лапах, – сказал Янес. – Если мавасов не тревожить, они стараются обходить людей стороной. Однако в минуту опасности в них словно бес вселяется. Смотри не попадись им во второй раз, иначе тебя ничто не спасет.

– Давайте попробуем пристрелить этих тварей, – предложил Сандокан, поднимая карабин. – Если бы не листва, один из них уже бы вывалился из гнезда с пулей в башке.

– Из гнезда? – переспросил Тремаль-Наик. – Обезьяны не птицы.

– Нет, конечно. Ни обычные обезьяны, ни орангутан. Но это не мешает мавасам строить на деревьях настоящие гнезда, крепкие настилы из веток и сучьев. Такие, что пулей не пробьешь.

– По-моему, я засек одну обезьяну. – Янес вскинул карабин.

– Стреляй! – крикнул Сандокан.

– Не торопись, дружище. Промахиваться тут нельзя. Сам знаешь, раненные, они совсем дуреют. Тогда нам с ними не совладать.

– Ты ее еще видишь?

– Нет. Мелькнула и пропала. Ишь, разошлись! Плоды так и сыпятся! Нас ждет отменный завтрак. Эй, вы! Спятили там, что ли?

– Может, самец приревновал свою возлюбленную к нашему ящику? – засмеялся Тремаль-Наик.

– Тогда бы он просто швырнул его вниз, и вся недолга, – улыбнулся Сандокан.

Животные действительно разбушевались не на шутку. Они трясли ветви, скакали по своей платформе, словно хотели ее разломать, и оглушительно визжали. Их голоса странным эхом разносились по бескрайним джунглям.

Четверо искателей приключений, ничуть не устрашенные этим буйством, кругами ходили у дерева, дожидаясь подходящего момента для выстрела. К стволу не приближались, чтобы шальной «снаряд» не проломил им голову: мавасы, не ограничившись тряской ветвей, то и дело кидались во врагов дурианами. Впрочем, заросли перца были столь густы, что колючие фрукты пружинили на лианах, отскакивали и падали в траву, лопаясь и разбрасывая во все стороны семена.