Это казалось чем-то невероятным, избавиться от аневризмы. Перестать чувствовать себя больным и ограниченным длинным списком запретов. 

Осталось только дотянуть жалких две недели. Четырнадцать дней, триста сорок часов до вылета, двадцать тысяч четыреста минут. 

В минутах кажется, что это не такая большая цифра, тик-так, и одна прошла, вторая, третья.  

Но мне столько всего успеть нужно было, а я лежал в своей квартире в темной тишине. Левый глаз снова почти ничего не видел. Под рукой — таблетки разрешённые, бутылка минералки, телефон. Если станет хуже, придётся сдаваться в местную больницу. 

Больше всего я боялся не смерти, нет. Я боялся, что спасая меня, так поковыряться в мозгах, что я останусь живым. Просто существовать как личность перестану. 

И все это время, что я не мог встать с кровати, я думал о Регине. Я так и не приблизился к разгадке ее тайны, ее нынешние фотографии не помогли найти сходство с кем-то из социальных сетей. 

Зацепка могла крыться в документах человека, под чьим обличием она скрывалась, а ещё — ещё можно было выйти на след через того незнакомца. 

Жаль, что я упустил его тогда. Сейчас разобраться в истории было бы гораздо проще. 

Меня тянуло к ней со страшной силой. Сидеть во дворе, где с одной стороны автомобиль подпирают мусорные баки, зато с другой — видно ее окна. 

Наблюдать за ней, но ещё лучше оказаться снова рядом, утолить мучительную тягу, коснувшись губ поцелуем. 

Я не мог объяснить, почему Регина стала для меня такой особенной, почему меня клинило на ней, точно маньяка. 

Это был дурман. 

И он убивал меня куда сильнее, чем аневризма. 

Мысли о ней заставили действовать. Я оставил Регину одну, без мужа и собственного присмотра, и в свете последних событий это было слишком опрометчиво. 

Интуиция подсказывала, что ее нельзя оставлять одну. Сбежит. 

Либо недавний визитер объявится опять. 

Я уже был готов вернуть назад ее Алешеньку, отправить домой караулить свою жену, но в последний момент передумал. Был вариант проще. 

Я с трудом сел, превозмогая боль; казалось, что в голову ввинчиваются тысячи раскаленных прутьев, пронизывая каждый квадратный сантиметр. 

Не сейчас, как же это все не вовремя! Холодная минералка стекла в пустой желудок, теперь она казалась живительной влагой. Я дождался, пока тошнота отступит, нашарил рукой телефон. Свет экрана бил по зрительным нервам, резал глаза.

— Твою мать, — прошипел, пытаясь прочитать в телефонной книге имя нужного контакта. Глаза слезились, беспомощность и уязвимость настолько выводили из себя, что мне рычать хотелось и крушить все вокруг. Совершенно несвойственное мне проявление эмоций. 

Но я чувствовал, что даже такое простое движение отнимает слишком много энергии. По спине лился пот холодными каплями, на лбу вышла испарина. 

Наконец, я додумался включить голосовое управление:

— Вызови Токтарова.

У меня не было друзей, я считал это лишним. Тем более, обращаться к ним с просьбами никогда не стал.

Зато были в моем окружении люди, готовые за деньги выполнить любые поручения,а, главное, держать язык за зубами. Именно такие мне и нужны. 

— Привет, — поздоровался, услышав короткое приветствие, сказанное резким мужским голосом, — у меня к тебе есть дело… 

17. Глава 17

Снега выпало за ночь — по колено. 

Я из подъезда вышла, с опаской по сторонам оглянулась. Никто не поджидал, во дворе вообще ни души, только дворник уныло лопатой махал. Снега было много, а он — один, оттого двигался дворник неторопливо, то и дело замирая с устремленным вдаль взглядом.