– Это только ты один дурак у нас.

– Слушай, отстань. Без тебя тошно.

– Тошно, тошно. Всю жизнь тебе от меня тошно, – и Валентина ушла в дом.

– Ну, да ладно. И мы не лыком шиты, – жадно раскуривая сигарету, процедил сквозь зубы Михаил.

Ему было обидно, что весь вечер просидели за выпивкой, и сосед даже словом не обмолвился о своем приобретении.

Михаил снял чистую рубашку, накинул на тело рабочую куртку, выданную на заводе еще два года назад, изрядно поношенную и застиранную. Поглядел на мотоцикл, покачал головой: была бы его воля, выбросил бы на помойку и не прикоснулся бы к нему больше, до того уже надоели эти ремонты. Но хочешь, не хочешь, а делать надо, и, засучив рукава, стал аккуратно править цепь.

Между тем мысли его крутились вокруг соседа. Вот, думалось, живет по своим понятиям, кои не поддаются никакой логике. Купит диван или комод и ничего никому не скажет о предполагаемой покупке. Даже ему, Михаилу, соседи ведь или даже более того – почти друзья. А как привезет в дом, так сразу и к ним с Валентиной – похвалится, заодно и чайничек на стол поставит. Ему-то ничего, а Михаилу вечером достается от бабы – завистливые ведь они, эти женщины. Всё кажется им, что у других мужья как мужья, только собственный – простодырый.

Вот и на прошлой неделе машину асфальта привез, всю ограду облагородил. Что, не мог сказать? Вместе бы привезли и дело сделали. Ограду заасфальтировал, а вечером кричит, соседей зовет. Ну Валентина, как увидела черный с синими переливами пол, так Михаил и понял, что вечером опять житья не даст.

Да Бог с ним, куда теперь от этого денешься.

На работе Михаил выяснил, что достать баллон с кислородом сущий пустяк.

– Литр водяры и считай, что он у тебя в ограде, – смеясь, просветил слесарь-сантехник Санька. – У меня кореша в горкомхозе черта достанут за водяру.

В обеденный перерыв Михаил укатил на мотоцикле домой. Рассказал все жене. Валентина с пониманием отнеслась к делу. Она знала, что если муж за что-то взялся, то пока дело не сделает, пить не будет. Такой он упертый, но если все, что наметил, выполнил, тогда держись.

Аккуратно поставила в коляску ведро со свежими огурцами и помидорами, а за спинку положила завернутые в старый рваный халат две бутылки водки.

– Ну, езжай с Богом, – благословила своего суженого.

Поднимая клубы пыли и отработанной гари, Михаил укатил.

Не дождавшись конца работы, тайком от мастера поехали в горкомхоз. Остановились возле высокого деревянного забора.

– Я мигом, – негромко сказал Санька и, отодвинув доску, исчез.

Минут через десять появился с мужиком, которого называл Максимычем.

– Ну, что у вас там? – потирая ладонью подбородок, спросил тот.

– Вот! – с гордостью откидывая дермантин, выпалил Санька.

Михаил, отодвинув сиденье, достал халат и выставил водку.

– Забирай! – хмуро сказал он, ничего не спрашивая о баллоне. В этот момент ему хотелось верить, что Санька его не обманет. Просто не посмеет.

– Ну, что ты, Георгич, – вмешался Санька, – Здесь пить будем. Вот и Максимыч так же думает.

Максимыч покашлял в кулак и раздраженно сказал:

– Ладно уж, наливай здесь…

Время шло, тара пустела. Максимыч не отказывался, принимал угощение. Чего ж не принять – дармовое ведь.

Санька, в очередной раз беря стакан в руки, вскидывал маленькие, заросшие бровями, выцветшие глазки на Максимыча, низко наклонял голову, кряхтел и принимался за «работу».

Михаил тоже поглядывал на Максимыча, выжидая удобного момента, когда можно будет сказать о деле. Они ждали, когда Максимыч захмелеет, и можно будет вести разговор о деле.