– Хорошо, – сказала Бобби. – Это стоит иметь в виду.

«И такое, – добавила она мысленно, – надо тщательно документировать, чтобы в чужой юрисдикции кое-кто не сел за убийство. Какого черта Холден не озаботился?»

– Ты уверена, что Холден никогда с тобой об этом не говорил?

Кларисса покачала головой. Автодоктор закончил процедуру. Трубки, отсоединившись от катетера, благовоспитанными змейками втянулись в тело корабля.

– Ну и ладно, – решила Бобби. – Теперь я знаю. И сделаю для тебя все. Амос тоже.

– Спасибо тебе. И извини.

– За что?

– Я из-за Холдена и Наоми вздумала жалеть себя, – призналась Кларисса. – Не хотела бы никому доставлять затруднений. Я вернусь к работе.

– Каждый горюет как умеет, – ответила ей Бобби. – И каждый должен, отгоревав, волочь задницу на рабочее место.

– Есть, сэр! – Кларисса отсалютовала не без иронии. – Я рада… что мы поговорили.

– И я рада, – отозвалась Бобби, подтягиваясь за дверь.

«И не понимаю, почему этого давно не сделал Холден». Впервые у Бобби возникло чувство, что кое в чем – не во всем, но кое в чем – она будет капитаном куда лучше него.

– Ладно, – кажется, в тысячный раз повторила Драммер, – но это естественный ход вещей или нет?

Камерон Тюр, советник по науке, был внушительного роста, но разболтанный, с выпирающим адамовым яблоком и поблекшей татуировкой на пальцах. Он работал в Союзе со времен президентства Тьона и оставался на том же месте при Уокере и Санджрани. При его возрасте и жизненном опыте Драммер ожидала от него взгляда сверху вниз, но советник держался скорее застенчиво.

И сейчас виновато хмыкнул.

– Хороший вопрос в семантическом смысле, – ответил он. – Где разница между созданием природы и созданием существ, развившихся в рамках природы, са-са?

– Трудный вопрос, – согласилась Эмили Сантос-Бака.

Она в совете представляла политический отдел. Официально не превосходила рангом остальных, зато лучше других ладила с Драммер, что обеспечивало ей положение «первой среди равных». Эмили была моложе Драммер ровно на два года. У них даже дни рождения пришлись на одно число, что внушало Драммер капельку приязни к этой женщине, даже когда та оказывалась занозой в заднице.

Драммер снова посмотрела на экран. Нечто чуть длиннее двух ладоней, изогнутое когтем или стручком, блестящее зеленым и серым в солнечном свете за стенами Гэльского комплекса на Фусане. Она промотала изображение назад, и молодой человек на нем ожил, с различимым щелчком состыковал один… коготь, стручок, или что там за чертовщина? – с другим, так что внутри осталось пустое место в форме миндалины. В отверстии моргнул свет, заплясали, намекая на что-то, формы. Молодой человек улыбнулся в камеру и повторил то же, что она слышала при каждом просмотре. «Наблюдение этого света вызывает чувство великого покоя и связи со всем живым в галактике, а также, по-видимому, стимулирует…» и прочая чушь. Драммер опять остановила запись.

– Миллионы таких? – спросила она.

– Пока да, – согласился Тюр. – Чем глубже уходит шахта, тем больше их попадается.

– Черт побери.

Миры колоний были довольно просты. Несколько домашних хозяйств, несколько поселений, отчаянное копание в местной биосфере в поисках чистой воды и съедобной пищи. Иные неудачливые колонии вымирали до прихода помощи. Другие сдавались, эвакуировались. Но многие пускали корни на камнях и неведомой почве далеких планет. И, найдя свою нишу, приобретали устойчивость. Тогда начинались серьезные исследования, волна открытий. Масштабные подводные транспортные арки Каразона Заградо, изгибающие световой луч мотыльки Персефоны, программируемые антибиотики с Илоса…