— Что-то случилось?

— Случилось. В субботу мы с папой едем на похороны жены герцога Уэйна.

— И что?

— Неужели ты не понимаешь? Герцог узнает меня! Поймет, что я никакая не Грета!

— И что?

— Да что ты заладил «и что? и что?» Он будет думать, что я лгунья!

— Но ведь это правда, ты лгунья, — пожал плечами Жан. — И вообще почему тебя так заботит, что о тебе подумает какой-то герцог? Ты вон тоже о нем думаешь, что он жен своих в саду прикапывает. И что, герцогу от этого хуже живется?

— Не хуже. Просто у герцога нет папы, который будет неделю читать ему нотации, о том, что он позорит семью.

— Так вот в чем дело. Ты просто боишься, что граф де Рени тебя отругает. Трусиха!

— Я не трусиха. Я просто не хочу его расстраивать.

— Энни, всегда можно объяснить, почему ты поступила так, а не иначе. Если ты скажешь, что представилась герцогу чужим именем потому, что не хотела портить репутацию семьи, граф де Рени поймет.

— И спросит, что это за такие обстоятельства знакомства были, за которые мне стыдно? И мне придется рассказать о том, как я пробралась в чужой замок, и о том, что со мной хотели сделать те бандиты. Плохо получается, Жан, плохо.

— А ты можешь просто не пойти? Сказаться больной к примеру.

— Не получится. Отец сказал, что мое присутствие там необходимо.

— Ну хочешь я тебе ногу сломаю. Не потащит же он тебя на себе.

— Ну спасибо, Жан.

— Я хотя бы хоть что-то смог предложить. Ты и до этого не додумалась.

— Пойду совещаться с Каргой, — надув губы, Энни поднялась с кровати. — От нее и то проку больше, чем от тебя.

— Удачи, — Жан помахал ей рукой и отвернулся к стене в надежде, что получится уснуть.

Карга, конечно же, Эниане ничего не сказала. Она преспокойно сидела в клетке, чистила перья, изредка поглядывая, как хозяйка мерит широкими шагами спальню. Эниана ходила из угла в угол, вздыхала, возводила глаза к потолку. Выход всегда есть, из любой ситуации, нужно только суметь его увидеть. Но пока Энни видела только паутину в углах, которую Хромоножка ленилась сметать.

— Итак, Карга, что мы имеем? Герцог думает, что я простолюдинка. Так? Так. Если бы я была там одна, то герцог просто подумал бы, что деревенщина пришла поглазеть на церемонию. Но я буду с отцом, и он обязательно представит меня герцогу. Так? Так. Чем я буду отличаться от Греты, которую он видел? Красивым платьем. Но герцог не дурак.

Ворона решила все же принять участие в обсуждении и громко каркнула.

— Вот, не дурак. Ты тоже так думаешь! Платьем его не проведешь. А что если сходить к доктору Норрису и попросить посадить несколько пчел на лицо? Даже если он не согласится, я знаю, где стоят его ульи. Карга, с распухшим лицом он меня точно не узнает! — Энни захлопала в ладоши, но тут же сникла. — Но это очень больно, Карга! Стоит ли оно того?

Энни бессильно рухнула на кровать, ожидая, что на нее снизойдет озарение и ей не придется жертвовать лицом. Но озарение никуда снисходить, по-видимому, не собиралось. А время шло. Нужно было что-то делать. Хотя бы заказать платье у швеи. Иначе отец будет недоволен.

У мадам Ламбер Энни ждало разочарование — черной ткани у нее осталось совсем немного. Ольстенские модницы все у нее расхватали, как только стало известно о смерти жены герцога Уэйна. Да и сшить платье за два дня она не успеет.

Обратно Энни отправилась мимо просеки, чтобы посмотреть стоят ли там ульи доктора Норриса. Сколько лет Энни себя помнила ульи стояли там всегда. Как-то с Жаном они наведались туда, чтобы раздобыть мед. Разворошили улей и еле унесли ноги. Потом получили нагоняй от графа, потому что подозрения доктора Норриса почему-то сразу пали на Энни и Жана. Они тогда долго не признавались, но улики были налицо, а точнее на лицах. Доктор Норрис вместо того, чтобы потребовать возмещения убытков, принес графу горшок с медом и мазь, чтобы снять воспаление от укусов.