Когда огненный знак, похожий на голову одноухого кимура, совсем исчез, умиротворённая Эль уснула.

Утром руки уже не болели, только ныли, словно отходили от онемения. А когда Эль с Тинаром вышли к небольшому подземному озеру, обозначавшему близкий выход на поверхность, она уже вообще не чувствовала в пальцах ничего необычного.

– Смотри! – Эль обрадовалась, увидев издалека деревянное сооружение, напоминающее длинную плотину.

Это высилась градирня для накачивания соляного раствора. В конце плотины располагалась мельница, а солёная вода под силой ветра сливалась по туго связанным пучкам тёрна, на которых постепенно нарастали кристаллики.

Несколько раз отец брал Эль с собой в объезды градирен, и она видела, как эти кристаллики стряхиваются в гладко выделанные деревянные бочонки. Когда бочонок наполнялся доверху, на нём ставился фирменный знак «Озорный сол», и товар отправлялся покупателям.

Под «озорный» – имелся в виду «озёрный», а «сол», конечно же, означало «соль», так кто-то из неграмотных рабочих скопировал с образца по ошибке. Когда Хобан увидел этот «озорный» и «сол», он схватился за голову, но исправлять оказалось уже поздно: товарный знак закрепился. Пришлось оставить, и теперь на всю округу «Озорный сол» славился как «самый натуральный сол в мире». Этот продукт был элитным, нежным, насыщенным и поставлялся в высокие дома, туда, где за него могли дать настоящую цену. В отличие от каменной соли, серые глыбы которой рубили на приисках, грубо дробили и продавали мешками всем подряд.

«Озорный сол» условно проводил границу «большого» грумгорода, на другом берегу светился маячком выход на поверхность. В тот самый мир, о котором, сколько себя помнила, мечтала Эль.

– Подкрепимся? – Тинар снял с плеч котомку и стал развязывать туго стянутые верёвки. Градирня высилась последним символом дома перед миром, который ни Эль, ни Тинар толком не знали.

Вскоре на свет появился ломоть уже чуть зачерствевшего хлеба, тщательно запечатанная горлышком бутылка самого настоящего пенного кваса, а напоследок Тинар с торжественным видом достал небольшую головку жёлтого сыра, который явно спёр на кухне.

– Налетай. Потом будут только солонина и сухофрукты, если по пути ничем лучшим разжиться не сможем.

Эль нисколько не сомневалась в способности Тинара «разжиться» по пути, но сейчас не заставила себя долго ждать, тут же схватила и хлеб, и сыр, отламывая куски руками, прямо зубами начала стаскивать печать с горлышка квасной бутылки.

– Когда поднимемся, ты глаза-то прикрой, – со знанием дела посоветовал Тинар Моу. – Нам, рудокопам, как на поверхность выходить, если не подготовиться, ослепнуть можно. Там, наверное, уже день сейчас.

Он немного подумал, шевеля губами, что-то вычислял, затем вздохнул:

– Точно не скажу, но, кажется, день.

Тинар достал тёмные очки, повертел их в руках, нацепил, сдвинув на затылок. Опять полез в свой чудесный мешок, немного похудевший после трапезы, вытащил ещё одни очки, протянул Эль:

– Ты наверняка не подумала об этом.

Вид у Тинара был довольный. Ему всегда нравилось заботиться об Эль. Это придавало его существованию упорядоченный смысл. Пусть все родственники и знакомые считали мальчишку ходячей проблемой, но сам Тинар Моу был убеждён, что беспомощная Эль без него пропадёт. Для девушки он стремился быть как раз наоборот – решением всех проблем.

– Всё яркое с себя сними, – сказал Тинар, сдёргивая с головы радужный колпак.

Эль взяла очки и посмотрела сквозь затемнённые стёкла в сторону сужающегося на выход из подземного города свода пещеры. Между Эль и её великой мечтой стоял отряд наймастов.