Алена размазывала по лицу злые слезы, то молилась, то проклинала свою судьбу и собственную глупость. Выплакав, казалось, их все, встала, подняла собранные грибы и осмотрелась. Выбрала из всех возможных то направление, где было больше света и пошла вперед. Даже если выйти с другой стороны, решила девушка, можно по дуге обогнуть лес и выйти к холму с которого она упала. Так будет проще найти место стоянки. Не блуждать же по зарослях, пока не стемнеет.

Ночевать одной было страшно, а с Ветром, пусть и посторонним человеком, она не чувствовала себя брошенной. Его спокойная уверенность передалась ей, вернула надежду. Сдаваться, несмотря на голод и усталость, Алена не собиралась.

***

Лес не заканчивался. Становился все более мрачным и густым. Солнце склонялось все ниже, не освещало дорогу, не подсвечивало листья. На смену птичьей разноголосице пришла тишина. Еще немного, и ночь снова укроет мир темно-синим расшитым звездами покрывалом.

Алена упрямо шла вперед. Ноги, стертые до крови, почти не слушались, руки дрожали. Последние шаги дались особенно тяжело, превратившись в настоящее испытание.

Девушка брошенным мешком упала на грубо сколоченную лавочку, приютившуюся рядом с деревянным домом. Прислонилась спиной к бревнам, еще хранившим тепло солнечного дня и не заметила, как задремала.

Сколько она проспала, Алена не знала. Проснулась от того, что кто-то настойчиво тряс ее. Потянулась, застонала от боли, пронзившей мышцы, не привыкшие к подобной нагрузке. Встала, хотя едва держалась на ногах от усталости и чуть было не села снова от неожиданности.

Перед ней стояла высокая, худая как жердь старуха, опиравшаяся на деревянную клюку. Длинное украшенное богатой вышивкой платье опускалось до земли. С тканого пояса свисали многочисленные обереги – фигурки лошади и утки, незнакомые символы, заключенные в круг. Прядь седых волос выбилась из-под платка, упала на покрытое морщинами лицо, но незнакомка не заметила этого.

Гостья чувствовала себя экспонатом музея под внимательным немигающим взглядом пожилой женщины.

– К добру или к худу? – спросила последняя, не скрывая любопытства.

– Не знаю, бабушка, – ответила Алена. – Вы правда реальная? Не привиделись мне?

– Живая, – неожиданно улыбнулась старуха. Морщинки лучиками разбежались от водянистых почти прозрачных глаз. – Уж и не думала, что доживу…

О ком говорила незнакомка, Алена не поняла, а переспрашивать не стала. За несколько дней, проведенных в лесу, она уже перестала чему-либо удивляться. Хозяйка, несмотря на кажущуюся немощь, тоже не выглядела испуганной, и девушка решилась.

– Бабушка, помогите, пожалуйста. Я больше не знаю, кого просить. Я могу убрать в доме, принести воды – все, что угодно, только помогите.

– Пойдем в избу, там расскажешь, – произнесла старуха. Толкнула массивную деревянную дверь и скрылась внутри. – Проходи, не стесняйся.

Алена никогда не была религиозной, но непроизвольно осенила себя крестным знамением и только после этого вошла внутрь. Осмотрелась. Большую часть жилища занимала белая русская печь. Гостья такие только в учебниках по истории видела и помнила по рассказам бабушки. У самой Евдокии Макаровны газовое отопление стараниями сына появилось одной из первых в селе.

Свет едва проникал в крошечные оконца, затянутые то ли полупрозрачной тканью, то ли чем-то еще. Стол, две узких лавки, одна широкая у стены и многочисленные пучки растений, свисавших с потолка, составляли все внутреннее убранство дома.

– Садись, рассказывай.

Что-то в спокойном голосе хозяйки дома заставило Алену подчиниться. Она села на край скамьи, сложила руки на коленях, торопливо пересказала историю знакомства с Ветром. О том, как появилась здесь, умолчала, справедливо опасаясь, что ее примут за сумасшедшую.