– Да кто ж его знает! Я так себе думаю, что прежний хозяин над псом издевался, добротно поколачивал его. Может, сам же и выбросил его затем подыхать, или пес смог чудом улизнуть. Сперва подумал я, когда его увидел, что его собаки другие задрали, но потом понял, что ошибся. Пса били, сильно и свирепо, а животные не способны орудовать палкой или лопатой.

Я на рынок собирался ехать за продуктами, путь туда далекий, а в тот день ливень еще прошел вдруг, как назло, дороги наши совсем размыло. Пришлось мне пешком весь путь назад проделать, никак иначе домой было не попасть. Намучился я, по колено, бывало, ноги увязали в болоте и грязи. Уж не знаю, сколько часов я со своими тюками плелся по полям, но только к вечеру деревня на горизонте показалась. Присел передохнуть и попить воды на кривой старый орех, что аккурат за селом растет, а тут – дохлый пес. Я уж было собирался встать и уйти, как заметил, что тот слабо дышит. Весь грязный, окровавленный, тощий, не мудрено, что я его за дохлого принял. Я животное в беде оставить не могу, это большой грех. Человеку бы я уж точно не помог, а пса мне стало жалко.

Я его перевернул осторожно, осмотрел – сразу понятно стало, что избили его сильно. Пришлось тащить его с собою домой, хотя я был уверен, что он по дороге подохнет, до утра не доживет уж точно. Пока тащил его, он все тихонько стонал и сопел хрипло, будто вот-вот помрет. Во дворе снарядил ему настил под окнами кухни, влил ему в пасть воды побольше, те раны, что смог найти, обработал от инфекции, смазал мазями. Я больше всего беспокоился о том, что ежели ему удары повредили внутренние органы, то моя помощь будет бессмысленной. Но, видать, пса сам Господь уберег. Так сильно ему досталось, а покалечилась только лапа да шкура. Правда, я когда эту лапу увидел, то перекрестился даже. Она вся с мясом была вырвана ниже коленки, торчала в другую сторону. Пришлось ее топором обрубить до середины. Конечно, я сперва нашел в ящике уколы, что когда-то покупал, когда сломал себе руку, починяя крышу колодца во дворе. Они боль притупляли, чтоб не мучила она слишком сильно.

Сделал я, что только мог, и оставил его в покое. Дальше уже только ему самому и природе нужно было решать – жить или нет. Утром рано я вышел из дома и пошел по своим делам, пес так и лежал неподвижно на прежнем месте. Я решил, что после обеда его проверю – ежели помер, то закопаю за садом.

Управился со скотом, прополол грядки, принес воды – а тот все так и лежит неподвижно. Я его не трогал, только издали глядел мимоходом. Зашел я в кухню, сел обедать, а тут – слабо скулит кто-то. Я в окно выглянул, а пес глаза приоткрыл и тоже на меня смотрит. Взял воды и пошел к нему, осторожно напоил его снова. Я все думал, что он мог после такого озвереть совсем, многие животные перестают людям верить, бросаются на них и сторонятся. А этот, простофиля, начал пытаться хвостом своим вилять. Сам побитый весь, шерсть в крови, лапа-культя торчит, а он радостный. Пришлось оставить его, выходил его за пару недель. Такой тупой пес, не прогонишь его же, совсем безмозглый и глупый, потом бы снова его кто-то поколотил за такое простодушие и бесхитростный нрав. Первые пару дней заматывал ему лапу и привязывал его, чтоб он не вставал и на нее не опирался. Есть он не хотел совсем и от еды наотрез отказывался, зато пил, как верблюд: крови, видать, потерял много. Я ему блюдце с водой по три раза на день наполнял.

Через дня три-четыре отвязал его, снял повязку – вот и не зря же говорят, что как на собаке заживает! Раны на культе уже не было, шкура стянулась. С тех пор он стал за мной следом ходить везде, а когда устает – идет на свое место под окно кухни…