Потом заговорил негромко, чтобы унять это непреодолимое желание:

– Красиво!

Она бросила лишь короткий взгляд, не в силах надолго оторваться от стихии.

– Дорога завтра будет – хоть плачь. Вернее, её совсем не будет. Но ведь оно того стоит? Такая красота! Завораживает, правда? Ты любишь грозы.

– Это не вопрос, да? – Настя улыбнулась, в глазах горели озорные искорки.

– Не вопрос, – кивнул он, щурясь от очередного всполоха в небе. – Ты на дождь и молнии так смотришь… Я давно приметил. Совсем другая! Глаза горят…

Он хотел добавить, что в такие мгновения она становится невероятно красива, но Настя перебила неожиданным вопросом:

– А ты?

– Что я? – не сразу понял Ворон.

– Что любишь ты? – улыбнулась она.

Эливерт пожал плечами. Вопрос застал врасплох. С языка чуть само собой не сорвалось: «Тебя!». Но ведь он дал себе зарок оставить её в покое, так зачем начинать снова всё это…

А, в самом деле, что он любит?

– Небо люблю, – вдруг признался Эливерт. – Небо каждый день разное. Но всегда такое – душа замирает! Глянешь вверх, и… Почему у нас крыльев нет? Туда бы, ввысь, в эту чистую вечную синеву!

Рыжая отвернулась от окна, во все глаза изумлённо смотрела на него.

Что её так удивило – думала, он сейчас скажет: винишко и баб…

– А ещё, хорошо ночью сидеть у костра, – мечтательно добавил Эл, – слушать, как пламя шепчет что-то звёздам, искорки так и взмывают навстречу своим неземным сёстрам…

Смутившись несвойственной ему романтики, атаман добавил ещё тише:

– Меня тревожит эта гроза, и этот дом, и эта ночь. Странные они тут какие-то…

Настя вцепилась ему в руку и зашептала скороговоркой:

– Ты тоже заметил? А я решила, что слишком мнительна стала.

– Не договаривают они, врут обе, – подтвердил вифриец худшие опасения Рыжей. – Не пойму только – зачем. Не верят они нам, и я им не верю. Эх, лучше бы в лесу остались!

Рядом неожиданно возник Кайл и, очевидно, услышал последние слова Эла:

– В лесу? В такой-то ливень?

– Заварушка будет тут, рыцарь! Нутром чую! – Ворон решил озвучить свои опасения вслух. – А мои предчувствия не обманули меня ни разу. Спать надо по очереди, приглядывать за этими…

Полукровка кивнул головой, соглашаясь.

– Даже спорить не буду. У меня на душе давно неспокойно. Едва мы только к Заринке подъехали. Старшая врёт или скрывает что-то, а Альда её просто боится.

– Да они обе боятся! Аж поджилки трясутся! – нахмурился атаман. – Чего только, вот вопрос? Уж точно не нас.

Рыжая настороженно переводила взгляд с одного на другого. Не хотелось её пугать, но кто предупреждён, тот…

– Не знаю, – вздохнул Кайл. – И надеюсь, узнать нам это не придётся. Но ты прав, тут всё страхом пропитано. Кажется, его можно руками потрогать.

– Давай я первый покараулю, – решил Ворон. – И надо по-тихому милорду рыцарю и Ушастику всё объяснить.

Северянин оглянулся на друзей, сидевших за столом, позвал негромко:

– Эй, Далард, идите сюда! Решим, кто где спать ляжет…

***

Ненастье за окном и не думало стихать. Время от времени сердито ворчал гром. Под монотонный шум дождя Эла клонило в сон, и он, сидя за столом, устало тёр глаза.

Гулкий стук в ворота моментально привёл атамана в чувство. Звук в ночи раскатился набатом, разбудив и напугав всех, кто уже успел угомониться. Ворон прибавил огня в лампаде, легко поднялся и бесшумно приблизился к окну.

В ворота снова кто-то загрохотал с силой. Эл слышал, как сердито заворчал пёс, забившийся от ливня в конуру.

Из-за ширмы выползла суровая хозяйка, бледная, как полинялая шаль, в которую она куталась. Следом появились три перепуганных рожицы – беременная молодка да пара ребятишек, таких белобрысеньких, словно Альда была им родной мамкой.