Два вороненых табельных пистолета лежали в луже. Лицо Тихого было хмурое, грязное и слегка растерянное, он забыл уже, когда бывал в таких ситуациях, может, и никогда. Гнидюк развел и приподнял руки, вжал голову в плечи и медленно пятился за спину начальника.

Кобяков, не глядя на ментов, опустился в люк, бросил карабин на сиденье и надавил на рычаги. Танкетка взревела, пустила синюю вонючую струю. Сначала левая гусеница смачно вдавила «макаровых» в грязь, а потом тонны могучего железа ударили в радиатор «уазика». Мотор взревел. «Уазик», освобождая дорогу, заскользил боком и покатился по грязи к обочине, уперся на секунду в тонкую листвяшку, сломал ее и неторопливо завалился по кустам жимолости на склон сопки, круша нетолстые деревья. То колеса растерянно взлетали, то синяя покореженная крыша.

Вездеход, вильнув задом, выправился на дорогу, взревел и скрылся за поворотом. Вскоре и звуков его не стало слышно.

Тихий с серым лицом сидел на поваленной лиственнице, из-за которой все и получилось, и старался не смотреть на Гнидюка. Таблетку зачем-то достал, хотя ничего не болело. Скулы сводило от злости. Наконец не выдержал:

– Ты, сука, куда полез? – прорычал сквозь таблетку, потом и вовсе ее выплюнул и поднял тяжелый взгляд на майора.

Тот, совсем ничего не понимая из случившегося, напряженно выковыривал корявой сухой веткой «макаровых». Всем видом показывая, как они глубоко ушли в грязь и как ему трудно.

– А?!! – рявкнул Тихий, и Гнидюк, невольно отшатнувшись, встал.

Сука, какой же трус, – с отвращением отвернулся Тихий. Как до майора дослужился? Он прямо не мог смотреть в его сторону, куда с большим бы удовольствием он на Кобяка сейчас посмотрел. Покалякали бы… Тихий ярился на Кобяка так, что кулаки сами собой сжимались и ему очень хотелось бы его догнать… но и кто во всей этой чушне виноват, тоже было абсолютно ясно. И он невольно оказывался на стороне мужика, которого готов был разорвать. И которого теперь надо будет наказывать.

– Я, товарищ подполковник, я этого козла из-под земли достану… – Гнидюк пытался изображать крутого, грязь с ветки текла на сапоги. Он был бы совсем жалок, просто жалок, и все, если бы не странная, мелкая и глупая подлость, прятавшаяся в глубине глаз.

– Я…я… головка от руля! Ты что к нему полез? – Тихий редко бывал таким злым. Он встал, от полного недоумения качая головой, и пошел к краю дороги.

Машина лежала метрах в десяти всего, уткнувшись в дерево и кверху колесами. Достать несложно. Тросом зацепить…

Дело надо было замять, Кобяка найти и разобраться. Машину восстановит… никуда не денется… Он твердо и быстро, почти машинально все это решил, осталось только этому толстожопому герою сказать, чтоб молчал, да говорить не хотелось.

Тихий исподлобья наблюдал, как Гнидюк тащит по грязи пистолет, зацепив за конец ветки, похлопал себя по карманам. Телефон остался в машине. Только коробочка с кольцом нащупалась. Он открыл было рот, чтобы послать майора вниз, как услышал шум мотора, и тут же из-за кустов и скалы выкатилась вахтовка.

– Про Кобяка молчи! Я не справился, пьяный… – сказал жестко, не глядя на майора, и решительно направился навстречу машине.

Вахтовка остановилась. Водитель высунулся из окна. Тихий хотел сначала развернуть их и ехать на прииск, но пока шел, передумал и решил вернуться в поселок. Водитель смотрел не на него, а на Гнидюка. Тихий обернулся. Гнидюк у всех на глазах достал второго «макарова» и тряс обоими на вытянутых руках, стараясь не забрызгаться. Дверь с другой стороны открылась, из машины вышел завхоз прииска.