– Оставить амулеты? Они же под сотню золотом стоят!

– Вот именно! Разве ж убийца устоит перед таким сокровищем?

– Да никто не устоит!

Понадобилось полчаса настойчивых убеждений, чтобы до Тирума дошла концепция алиби и улик.

И самым сложным оказалось – убедить его не перерезать магу горло.

Так или иначе, спустя несколько часов жарких дебатов, проведённых исключительно шёпотом, мы пришли к консенсусу.

Я же за это время выпил три бурдюка с водой и съел уйму сухпайков. Желудок крутило, моментами доходило до острой рези, но я верил, что мой организм справится.

Поскольку полностью полагаться на Тирума было бы глупо, значит… значит мне нужен был план Б, В и даже Г.

Мне, конечно, не улыбалось строить эти интриги, и вообще, на душе было как-то паршиво, но умом я точно понимал две вещи.

Первое. Это работорговцы, и церемониться с ними будет только полностью отбитый пацифист.

Второе. За неимением гербовой, пишем на простой.

Нет у меня возможности решить проблему в честном поединке, просто нет.

Во-первых, состояние тела оставляет желать лучшего, а во-вторых, никто не будет со мной биться в честном поединке.

Один приказ ошейнику, и я буду корчиться от боли, пока сердце, не выдержав, не остановится.

К тому же, положиться мне не на кого.

Ханурики они ханурики и есть. Мечта Десена! Рабское сознание, ни в жизнь не пойдут против хозяина.

Мелкие, несмотря на свою браваду про калаши да ПМ, так и остаются восьми-девятилетними пацанами.

Я убил своего первого врага в двадцать, оказавшись в безвыходной ситуации, и то целый месяц мучился совестью, и даже до сих пор на душе как-то тяжело. Так чего говорить о мальчишках?

Звена? Во-первых, девушка, во-вторых, она явно не в том состоянии. Хотя из всех рабов именно у неё может получиться мне помочь.

А заодно и себе.

Но это уже второй этап. Сейчас главное – избавиться от мага, который может чуять ложь и копаться в мозгах…

– Всё, – Тирум проговорил все три варианта без ошибок и чувствовал себя выпотрошенным и уставшим. – Иди к себе.

– Три удара хлыстом, – мне пришлось напомнить про нашу договоренность.

– Точно, – ухмыльнулся бедуин и взялся за хлыст.

Я только успел повернуться к нему спиной, как хлесткий удар кнута разорвал полуденный зной.

Вжик!

Вжик!

Вжик!

Тирум на самом деле поменял ко мне отношение, поскольку ударов я даже не почувствовал. Треск рвущегося балахона да, а касания хлыста – нет.

С трудом спрятав победную улыбку, я натянул на лицо маску боли и чуть ли не бегом отправился к краешку навеса.

– За что тебя?

– О чём вы так долго с ним говорили?

– Ещё один бурдюк с водой?

Стоило мне приблизиться к мальчишкам, как те тут же засыпали меня вопросами.

– Позже всё расскажу, – пообещал я и протянул Сёме мешочек с вялеными сухофруктами. – Воду пополам.

– У хануриков рожа поперёк треснет, – поморщился Сёма, а Эд согласно кивнул.

– Надо, парни, – я мог не объяснять пацанам свои мотивы, но это было как-то правильно, что ли? – Уж лучше мы поделимся с ними водой, чем они устроят нам какую-нибудь пакость.

– Ты их плохо знаешь, – покачал головой Сёма. – Посчитают за слабость.

– Это будет их проблемой, – я пожал плечами. – Я считаю, что люди заслуживают второго шанса.

– Ну да, ну да, – по-стариковски проворчал Сёма, а Эд неодобрительно покачал головой.

Я же подошёл к Хануру и протянул руку.

– Давай свой бурдюк.

– Зачем это? – меха Ханур использовал в качестве подушки и, судя по эмоциям, не горел желанием с ними разлучаться.

– Воды отолью, – мрачно бросил я. – Мы в одном положении, как-никак.

Ханур удивлённо похлопал глазами, но бурдюк всё же протянул.