Леха был коммунаром, то есть самый что ни на есть низший класс, воспитанный в длинных бараках, пропитанных вечным детским мужским потом.

Он считал, что если ты из высшего класса, да еще и женат, то общаешься с женщинами каждый день, имеешь с ними постоянно какие-то дела, делишь с ними вещи.

Занимаешься сексом каждый раз, когда тебе становится одиноко.

Господин президент и вся наша свора рекламщиков обоего пола поддерживали эту иллюзию, лепя из нас, локомотивов этой идеи, каких-то полубогов, которые живут не просто в одном доме с людьми противоположного пола, а по-настоящему вместе.

Но это – чистый обман. С матерью я последний раз говорил больше года назад, хотя она живет в трех дверях от меня, а взяв у жены без спроса хотя бы расческу, я тут же стану героем семейных анекдотов лет на десять, символом глупости и рассеянности.

– Это машина незнакомой мне девки, которая пару часов назад въехала в меня, когда я двигался в сторону работы. Погонять не дам, тем более что у тебя и прав нет.

Права у Лехи, конечно, были – но только на современные электромобили, дешевые легкие «погремушки», как их называли мы, адепты древних крокодилов на объемных газовых двигателях. Женщины обычно ездили на гибридах, которые, когда заканчивался электрический заряд, всегда позволяли доехать до зарядки на газе.

И для женских автомобилей требовались полноценные права, такие как у меня, а не «облегченные», дешевые и быстрые, как у Лехи.

– Тебе жена не говорила, что ты зануда? – Леха обиженно отвернулся.

Жена мне за восемь лет брака вообще мало что говорила, если честно. Когда у нее возникал ко мне вопрос, от нее приходила одна из тетушек, а если вдруг она была крепко мною недовольна, то подключалась тяжелая артиллерия и меня к себе вызывала мать.

Перед командировкой я забыл выключить кондиционер – тогда стояла дикая жара, – и сейчас, войдя в кабинет, окунулся в сухой арктический холод.

Открыв нараспашку окна, я достал из саквояжа брелок компьютера и воткнул в монитор, наблюдая, как по экрану побежали знакомые строки проверок перед стартом системы.

– Хр…хр… – полтора часа максимум! – рявкнул интерком редактора на моем столе, проглотив первые пару слов, как обычно с ним и бывало после долгого простоя.

Впрочем, я и так знал, что на редакторский проход у меня часа полтора – и на самом деле, конечно же, не полтора, а два или два с половиной, – но Саня считал, что постановка нереальных сроков мотивирует сотрудника выполнять свою работу быстрее.

Надев наушники с алжирской органной музыкой, я пошел по верстке, нумеруя и выделяя цветом не нравящиеся мне куски, а в файле примечаний прописывал по каждому номеру, что именно меня смущает.

Дойдя до женской части номера, я обнаружил там большой плакат на шесть полос, сложенный в середине журнала, с изображением денежной жабы, подманивающей финансовую удачу своему обладателю.

Что-то меня царапнуло, я включил редакционный VPN и залез в женский сегмент интернета. Продравшись через полтора десятка сообщений о том, что мой браузер не поддерживает какие-то фреймворки и протоколы, я добрался до поисковика и уже минут через десять открыл с дюжину вкладок про «денежную жабу». Пробежав глазами все, я получил более-менее объемную картину.

Как я и полагал, история оказалась совсем неоднозначной, пришла к нам из Лангедока, из тех времен, когда это был чисто женский город, окруженный смешанными дистриктами.

В то время на город наседали со всех сторон, а он успешно сопротивлялся во многом благодаря влиятельной гильдии женщин-купцов. Время от времени город осаждали, жительницы начинали голодать и в критический момент выбирали самую упитанную из своих рядов, судили ее за надуманные грехи – обычно как ведьму, – называли ее «жабой», убивали и съедали, что позволяло пережить осаду и сохранить независимость, в том числе финансовую.