Они торговались около часа, на трех тысячах она встала намертво, утверждая, что больше за дом с колоннами никто и никогда не заплатит.

Илья к своему бейрутскому периоду был женат уже несколько лет, у него родился сын, но до этого момента он был уверен, что его привлекают только мужчины, а с женщинами он готов был возлечь исключительно из чувства долга и ради продолжения рода. В оправдание Ильи скажу, что жена относилась к нему примерно так же и недопонимания у них по этому вопросу не возникало.

Но к концу торговли, когда они приблизились к четырем тысячам и Илья уже откровенно продавливал Индрагору, он вдруг понял, что она его возбуждает.

Илье было сложно говорить на общей, ускоряя речь, и не менее сложно понимать то, что отвечают, замедляясь, женщины.

Но в тот день он вошел в какой-то особый транс. И смог довести сумму ровно до четырех тысяч двухсот, а потом обнаружил, что лежит, совершенно обнаженный, на розовом ковре, а сверху на нем изгибается Индрагора.

В этот день он понял, что может получать наслаждение от женщины и что то, что его тянет к мужчинам, – не приговор.

Забегая вперед – они еще несколько раз встречались с Индрой, и секс с ней был гораздо приятнее тех ритуальных движений, которые практиковали Илья с женой. Но того яркого, чувственного момента, как в первый раз, он больше не переживал, и постепенно их встречи сошли на нет.

Тогда, выйдя из указанного ему душа, Илья не обнаружил в кабинете ни единой души, зато его одежду отряхнули от мелкого песка и прошлись по ней парогенератором, чтобы освежить.

Он вновь облачился в свою кандуру и вышел, не понимая, что делать дальше. Вечером Илья написал деду Олеже, что договорился, о чем его просили.

Через два дня ему передали кошель с золотом – ровно четыре тысячи двести. В этот день Индра ждала его, у них опять был секс, но без огня, воспламеняющего чресла и взрывающего череп изнутри.

А потом Илью начали приглашать на какие-то круглые столы и совещания, где бейрутские мужчины во власти – оказывается, были и такие! – решали вопросы благоустройства, строительства, рассматривали разные прожекты и обсуждали археологические раскопки; выяснилось, что история и археология для мужчин в Бейруте являются самым модным и одобряемым увлечением.

Илья легко влился в их круг. Оказалось, что Славянский Союз может многое предложить в части строительной техники и благоустройства; он выбил для Бейрутского мужского клуба – высшей знати города – приглашение на раскопки под Челябинском, в древний мужской город Аркаим.

За год Илья достиг большего, чем все мужское консульство за предыдущие десять лет. Он получил должность третьего консула, его жалованье выросло в четырнадцать раз, про него начали сочинять анекдоты. В дипломатической среде Славянского Союза он стал очень популярен.

Потом его перевели в Лонду, и это был формально мужской город, которым на самом деле правили женщины. Между Бейрутом и Лондой он заехал домой и обнаружил, что его ждет целая коллекция портсигаров, а жена беременна.

Его место в супружеском часе занял твой отец, брат Ильи. Они оба считали, что положение двусмысленное, хотя понятно, что доводить женщину из семьи до Блеска нельзя и выносить сор из клана тоже недопустимо, а Илья поначалу не мог финансово потянуть полноценный дом в Бейруте, а потом как-то все закрутилось…

В тот приезд Илья сходил на женскую половину по приглашению тети Арташи, и они долго разговаривали.

Беседовали о многом. О том, что «дом с колоннами над морем» – это здание Торгового совета и оно, конечно же, не продается. Но продается лояльность отдельных его членов, и это, скажем так, почти законно. Несколько сотен динариев стоит небольшая услуга. Три тысячи – серьезная. Шесть тысяч – очень серьезная. Четыре тысячи двести – это не цена какой-то конкретной услуги, а просто сумма, которую придумала Арташи как часть испытания для Ильи.