Его сердце отчего-то толкнулось в груди. Какой бы она ни была, ему следовало держаться подальше. Эта девчонка походила на Варстад – такая же холодная, неприветливая и загадочная. А он, в отличие от нее, не вписывался в здешнюю атмосферу совсем.
Глава 8
Тиль так и не могла твердо сказать, нравится ей тут или нет. Завораживающая мрачность здешних мест и архитектуры манила ту часть ее души, которая отвечала за творчество, но тяготящее ощущение одиночества, с которым вполне можно было мириться в красочном Топпстале, здесь превращалось в большую черную воронку, что не отпускала девушку даже в университетской толпе.
С соседками по дому все более-менее наладилось. Ну, как… Оливия по-прежнему держалась обособленно: кажется, ее увлекала лишь учеба. Клара и Молли были вполне приветливы – при встречах на кухне или в гостиной улыбались, спрашивали, как дела, предлагали помощь и звали тусоваться: вечеринки они действительно посещали почти ежедневно, все остальное, вроде учебы, их волновало мало.
А вот больше всего жаждала общения с ней Малин. Она всегда была рядом, стоило только выйти из комнаты. Очевидно, ей не хватало общения, и друзей, кроме Тиль, у девушки было не особенно много. Разговоры о погоде, свежие сплетни, пересказы лекций – Малин не замолкала ни на секунду, и сдержанной Тиль, если уж говорить честно, было тяжело выдерживать темперамент новой подруги.
Закрываясь вечером в своей спальне под предлогом того, что ей нужно рисовать и заниматься, она отдыхала в тишине от бесконечной болтовни. Если комната и была проклята, то Тиль уж точно этого не ощущала. Спальня стала ее маленьким тихим мирком, где можно было спрятаться от всего мира. Как и каморка в кладовой одной из художественных аудиторий Лудде Кельберга – там она тоже понемногу обживалась: принесла инструменты, принадлежности, протерла окно.
Обо всем, что происходило в Варстаде, Тиль делала подробные записи в свой дневник. Иногда она вклеивала туда фрагменты своих скетчей или рисовала карандашом на полях. Вообще, в некотором смысле, это был не дневник, а сборник писем, которые девушка писала своей биологической матери – той, что бросила ее после рождения. Тиль не знала, зачем пишет ей послания, которые не собирается отправлять. Но, наверное, в этом был какой-то смысл, ведь после того, как ее мысли получали выход, ей становилось легче.
В этот тихий вечер, наполненный гулом ветра над крышей, Тиль собиралась съездить к родителям. Они как раз должны были вернуться из очередной деловой поездки. Она жевала бутерброд, глядя, как за окном кладбище утопает в густом тумане, а в тени деревьев мелькают странные огоньки, кажущиеся мутными пятнами за плотной стеной пара, когда в дверь постучали.
– Да? – Обернулась она. – Открыто.
В дверном проеме показалась кучерявая голова Малин.
– Варстад победил в гонке! – Воскликнула девушка. Распахнула дверь шире и затараторила. – Наши сегодня участвовали восьмерками: ну, это когда по восемь гребцов в лодке, ну, я тебе рассказывала, помнишь? Это очень престижно – победить в этом этапе! Зря ты не пошла. Но я сделала для тебя кучу снимков! И даже видео! Посмотришь?
Тиль медленно выдохнула и сделала новый глубокий вдох. Иногда ей хотелось перемотать речь подруги как пленку и прослушать заново, чтобы вникнуть. От избытка чувств и желания вывалить поскорее все новости разом Малин частенько упускала суть.
– Мы победили в гонке? – Попыталась вычленить главное Тиль.
– Да! И я сделала для тебя фотки! – Закивала Малин, проходя в комнату. – Но, давай, посмотрим их позже? Сейчас нужно идти на вечеринку, там будут все!